Пётр Фурса - Мачты и трюмы Российского флота

– Так точно.

– Хорошо. В 23.00 покажете мне написанное домой письмо.

– Есть.

В 23.00, получив доклад от дежурного по медицинской службе о проведенном отбое личного состава, я вызвал в каюту Крайнова.

– Вы написали письмо?

– Никак нет.

– Идите пишите. По готовности покажете мне.

– Разрешите завтра это сделать?

– Нет, дорогой. Приказания надо выполнять беспрекословно, точно и в срок.

Через полчаса страничка письма, измазанная остатками обеда, была представлена начальнику. Не читая текст, разбуженный начмед прочел своему подчиненному небольшое нравоучение.

– Неаккуратность оформления вашего краткого послания, Крайков, свидетельствует, во-первых, о непочтении к своей собственной матери, а, во-вторых, о неуважении к военно-морскому флагу, чистота которого будет замарана вот этим жирным пятном на листе бумаги, который вы хотите отправить домой. Но я вам этого не позволю. Письмо должно быть написано на четырех листах, аккуратным почерком и без помарок. Будить меня разрешаю в любой момент, как только письмо будет готово. Все ясно?

Сверкнув побелевшими от бешенства глазами, матрос удалился. Задача ему была поставлена почти непосильная. Однако, привив матросу “любовь к службе” с помощью механиков, я решил прививать почтение к родителям своими собственными методами. Злополучное письмо, рождаемое в течение трех ночей подряд, не дающее возможности матросу, занятому от подъема до отбоя, элементарно выспаться, было, наконец, одобрено, запечатано в конверт и готово к отправке.

– Вы должны понять, Крайков, что любой моряк не имеет морального права называть родителей предками. Они родили и вырастили вас здоровым, чему лучшим подтверждением является то, что находитесь на корабле. Следовательно, кроме благодарности и любви к ним, вы ничего испытывать не должны. Разве что нежность еще. И таким вот способом, который вам явно не по душе, я решил напомнить об этом. Отныне еженедельно, по пятницам, я должен видеть точно такое же письмо, написанное вами родителям. Надеюсь вы согласитесь, что во всяком деле нужна система? А теперь разрешаю вам сутки спать. Передайте мое распоряжение дежурному. Идите.

– Есть.

Через двадцать суток перехода, однообразие которых прерывалось лишь яркими красками восходов и закатов, крейсер прибыл в точку рандеву с кораблем управления эскадры. Двадцатое декабря, Яркое ласковое солнышко и буйная зелень острова Сокотра никак не напоминали предновогодние очереди в магазинах холодного декабрьского Владивостока, где, иссеченные снежными вихрями, ждали праздника и своих родных оставленные семьи моряков.

Перед экипажем на юте выступил с краткой речью командир. – Товарищи суворовцы! Я поздравляю вас с успешным завершением перехода. Как-никак мы пересекли два океана. Объявляю благодарность л/с БЧ-5, не допустившему поломок материальной части, и личному составу медицинской службы. Пять полостных операций в корабельных условиях – это не мало. Весь экипаж проявил себя достойно. Спасибо. Наша задача – предъявить корабль флагману и офицерам штаба эскадры к смотру, показать товар лицом. Отныне на ближайшие полгода мы поступаем в полное распоряжение местных властей. Докажем, на что мы способны. Благодарю за службу!

– Служим Советскому Союзу! – дружно разнеслось над акваторией Индийского океана.

Флагманский корабль эскадры, лесовоз ледового типа, построенный в начале пятидесятых годов, в пяти кабельтовых угрожал могучему крейсеру своей округлой, высоко задранной кормой и адмиральскими погонами дислоцировавшегося на нем заместителя командира эскадры Семенова, слухи о самоуправстве которого достигли ушей моряков еще во Владивостоке. Не успел командир крейсера закончить речь, сообщив, что “за такие морские прогулки люди платят большие деньги, а нас сюда бесплатно привезли”, как семафором лесовоз потребовал крейсерский командирский катер к своему борту. За адмиралом и группой офицеров штаба. Легкая океанская зыбь раскачивала крейсер бортовой качкой градусов до десяти. И в обычных условиях спуск плавсредств на воду представляет собой довольно сложное и опасное мероприятие, а на волне – тем более. Командир, оценив обстановку, приказал спустить рабочий баркас, т.к. тот примерно в два раза легче катера и управиться с ним при спуске проще. Да и на волне он устойчивее. Однако, командир, заботясь о безопасности людей, совершил непростительную для моряка его уровня ошибку: к подъезду начальства должен подаваться лучший экипаж. Парадный. Меры последовали незамедлительно: вахтенный офицер крейсера моментально был снят с вахты, баркас отправлен к борту крейсера, командирский катер спущен на воду и, вздымая пенный бурун, понесся к лесовозу. Баркас-труженик поднят на борт. Публично высеченный командир, разумное решение которого одобрено не было, матерился в кругу офицеров и рассказывал сказки и были из практики эксплуатации корабельных плавсредств, неразумное использование которых часто приводило к ЧП, чем оправдывал возникшую неловкость.

Экипаж построен по большому сбору для встречи начальника. Начальник, невысокого роста, коренастый контр-адмирал, встречен, обласкан и уведен в каюту командира, где и состоялась первая порка, устроенная адмиралом неуместно самостоятельному моряку.

Но в данный момент офицеров корабля меньше всего интересовали адмиральские страсти. Вместе с начальником на борт крейсера прибыли флагманские специалисты, столь же грозные и неприступные, как и сам начальник. От результатов их работы по проверке готовности крейсера к выполнению боевых задач, от того, что будет доложено адмиралу при разборе итогов этой проверки, зависело, кому из корабелов суждено будет испытать удары линьками. А посему, виляя хвостами, одновременно их поджав, командиры боевых частей и начальники служб подчеркнуто радостными голосами приветствовали своих коллег чином повыше, выражая готовность разбиться в пыль, выполняя все распоряжения заведомо умного флагманского специалиста.

Проверять медицинскую службу прибыл знакомый уже нам майор медицинской службы Данилов. Увидев меня, он радостно заулыбался.

– Здорово, моя голубоглазая радость! Рад видеть тебя снова, как дела? Семья? Настроение?

С таким же выражением радости на лице я вежливо отвечал на вопросы, заранее готовясь к порке. Но этого, к удивлению, не произошло. От проверки службы флагман отказался, мотивируя свое решение очень просто:

– Ну ее на хер, твою службу. Наосто...чертело все в конец. Видеть не могу это железо. Тебе морячить, ты и отдувайся. А я ухожу. Уже приказ подписан. Буду морпехов лечить. Лучше налей по пять капель.