Павел Пирлинг - София

Великий князь, доступный сатанинским наветам, оставался в оборонительном положении и предоставлял события их естественному течению.

Русская армия уже одним своим числом внушала уважение Магомету. Отважиться на решительный удар до соединения с Казимиром казалось ему легкомысленным. Но тщетно он ждал польского короля, который, задержанный крымским ханом, не мог прийти. Естественный же союзник Москвы оказался более верным: зима своим холодным дыханием и снежными бурями застигла татар ранее, чем они успели помириться с врагом. Дурно подготовленные к такому тяжкому испытанию, они долго не выдержали.

11 ноября был подан сигнал к общему отступлению. Вероятно, что русское золото играло роль в этом решении.

Благочестивые летописцы-современники объясняют эти события странным чудом.

Когда русские, говорят они, изнемогая от усталости, решились отступить, татары, пораженные внезапным страхом, вместо того чтобы их преследовать, убежали в степи и остановились на зиму при устьях Донца, разорив в отмщение злосчастную Литву.

Как бы то ни было, 1480 год знаменует конец татарского ига. Хан Магомет был убит в своей палатке смелым соперником. Золотая Орда отжила. Она сама собой рушилась на своих кровавых развалинах. Для России же, сбросившей свои вековые цепи, свободной, отныне открывалось славное будущее. Когда армия, победоносная, без кровопролития вернулась к своим очагам, веселый звон московских колоколов возвещал скорее торжество искусной политики, чем личного мужества Ивана и его советников.

Великий князь не ждал окончательной развязки, чтобы сблизиться с Западом. Последние годы татарского владычества не отвлекали настолько внимания русских, чтобы помешать им в сношениях с Европой. С верным сознанием потребностей страны Иван поторопился выйти из этого одиночества, лишь только брак с Софией доставил ему случай. Византийская принцесса привезла с собою итальянцев и греков. Некоторые из них остались в Москве. Другие явились вслед увеличить их число. Главным образом этими иностранцами пользовались для того, чтобы завязать внешние сношения.

Европа XV века могла многому научить русских. Возрождение разливалось по Италии широким потоком и распространялось все далее и далее по соседним странам. Источником его был Рим, с тех пор как Николай V, соединяя там лучшие таланты и великих мастеров, основал Ватиканскую библиотеку и дал сильный толчок к развитию литературы и искусств. Восстановленный из своих развалин, город Августа принимал опять блестящий вид времен золотого века. Произведения Анжелико да Фьезоле, Мелоццо да Форли, Перуджино возбуждали всеобщее изумление. Чтобы высказать свои хвалы, гуманисты пользовались языком Петрарки и Данте или, лучше, еще классической латынью, от которой не отказались бы Цицерон и Вергилий. Идеи распространялись быстро со времен чудесного изобретения Гутенберга и Фауста. Новый мир открывался с плавания Христофора Колумба. Обольщенные успехом мореплаватели устремлялись в океан в погоню за неизвестным. Умы волновались; социальная жизнь расширялась; торговля и промышленность получали развитие, дотоле неслыханное. Русским нужно было только перейти границу, чтобы собственными глазами видеть это зрелище. Но возвыситься до его начала, подняться до источников, откуда исходило Возрождение, и почерпнуть там обновление отставшей страны было не так легко. Гениальный человек взял бы на себя эту задачу, Иван же не был из числа реформаторов. Одаренный ясным практическим пониманием, но не обладая широтою взгляда, он ограничивал себя тесными пределами. Слишком мало образованный сам по себе, чтобы стать, подобно Гарун аль-Рашиду или Сулейману, покровителям литераторов, другом ученых, он тем не менее был поражен пользою наук, он хотел воспользоваться ими в настоящем, не заботясь, однако же, о будущем. Это был Петр Великий в малом размере.

Так, русские не умели строить каменных церквей; еще недостроенные, они уже обваливались с треском. Никто не умел изготовлять оружия, добывать руду, строить мосты – настоятельные потребности, которые чувствовались все более и более. К Западу обратились за инженерами, за рудокопами, за архитекторами, за рабочими всех родов. Если новые пришельцы совершили чудеса, если их труды возбудили удивление и приносили пользу, то никакого усилия не было сделано, чтобы пробудить национальный дух и вызвать соревнование с иноземцами. Иван никогда не помышляет об основании школы, о распространии образования, об устройстве печатни, о перемене общественных взглядов, о воспитании нового поколения. Внешняя сторона западной культуры появлялась в Москве, но дух, произведший эту культуру, не проник к русским. Срывали цветы и плоды, возникшие в другом месте, а их земля была лишена еще плодотворного семени. Отсюда произошло отсутствие равновесия, дурная привычка полагаться на другого, неуместная недоверчивость к собственному почину, в сущности представлявшая не что иное, как роковую умственную лень.

Эта эпоха не произвела почти ничего оригинальнаго, она не обнаружила творческих сил народа.

Странное дело! Те же греки, которые устроили в Италии кафедры красноречия и философии, комментировали Платона и Аристотеля, Гомера и Демосфена, не попробовали даже учить грамматике в Москве. Без сомнения, почва была не так подготовлена, как на Западе, но нужно предположить также, что в России от них не потребовали бы этого рода услуг. Более блестящие и более доходные обязанности ждали их в Кремле.

В самом деле, к этому времени относятся первые русские посольства в Европу, если не принять в соображение путешествие Вольпе и Джиларди. Обыкновенно главою посольства был грек. Его товарищами были русские, учившиеся дипломатическому искусству. Их главною, часто единственною целью был наем рабочих, артистов, даже докторов, и их доставление в Москву. Политические дела велись только с Габсбургом. В Италии сводились они к платоническим обещаниям по поводу лиги против турок. Полномочия этих посланников должны были быть настолько шире, насколько их верительные грамоты были коротки, но внушительны. Для того чтобы дать представления об этой формуле, повторявшейся без изменения, приведем послание Ивана к Александру VI, сохраняющееся в Венеции:

«Александру папе, пастырю и учителю римские церкви; Иоанн, Божиею милостию государь всея России и великий князь володимирский, и московский, и новгородский, и псковский, и тферский, и югорский, и вятьцкий, и прьмьский, и болгарский, и иных. Послали есмя до тобя послов своих Дмитреа Иванова, сына Ралева, до Митрофана Карачарова. И что учнуть тобе от нас говорити и ты бы им верил. То есть наши истинные речи. Писано на Москве, лету ;» [13].