Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Из театров я посещал главным образом «Comedie françouse» [470]и помню сейчас две пьесы, которые я видел: «Le deputé de Bombignac» и «Le Martyre». [471]Последняя пьеса была сыграна великолепно при поразительной обстановке, но последний акт проведен был до того реально, что с трудом можно было смотреть; на сцене распинали христианина, который был загримирован Спасителем, причем даже некоторые слова, которые он произносил, умирая на кресте, были взяты из Евангелия. Жутко было ужасно. Несколько дней после этого я не мог отделаться от тяжелого чувства.

Время в Париже прошло быстро. В начале июня кончался срок моего отпуска, и надо было думать о возвращении в Москву. Жаль было покидать Париж. Я проехал прямо в Петербург, в Царское Село к сестре, с которой провел еще несколько дней, и уже после проехал в Москву, куда приехал накануне возвращения великого князя из заграницы. Их высочества ездили на месяц в Италию. Встреча моя с их высочествами была радостная, в Ильинское переехали не сразу, несколько дней их высочества оставались в Москве, да и погода была неважная, в городе было вполне терпимо.

Переехали в Ильинское 14-го июня, и жизнь наша потекла как обычно. В конце июня я получил тревожные вести о бедном Михалкове, которого я был опекуном. Он жил все время в своем имении Назарьеве в 15-ти верстах от Ильинского, и в его психическом состоянии произошло значительное ухудшение, он впал в полубессознательное состояние, бредовые идеи сменялись одна за другой, его нельзя было ни минуты оставить без наблюдения. Пришлось пригласить специального врача, назначить беспрерывное дежурство. Я стал ездить к нему через день, к счастью, у меня был велосипед, что было большим удобством, я не был ни с чем связан, и поездка отнимала у меня минимум времени.

Обыкновенно я выезжал из Ильинского часов в 8 утра, не торопясь доезжал до Назарьева к 9-ти часам и поспевал обратно к завтраку к часу дня. Ко мне, к счастью, Михалков продолжал относиться хорошо, радушно всегда встречал меня, узнавая даже во время приступов оцепенения.

В это же время великая княгиня начала рисовать мой портрет пастелью. В те дни, когда я к Михалкову не ездил, я позировал по утрам, в другие дни перед дневным чаем. Великая княгиня замечательно быстро рисовала, так что мне не пришлось много позировать. Насколько я припоминаю, кажется, недели через две портрет был готов, сходство было схвачено поразительно. Этот портрет в дубовой раме великая княгиня подарила мне, и он по сие время, когда я пишу эти строки, висит у моей сестры в комнате.

5-го июля праздновали день именин великого князя Сергея Александровича. К этому дню приехал в Ильинское великий князь Михаил Николаевич, приезду которого мы, лица свиты, очень обрадовались, так как с нами он всегда был необыкновенно ласков и своим общительным характером вносил много оживления. Я подарил Сергею Александровичу иллюстрированное художественное издание Сабанеева «Рыбы России», так как великий князь очень увлекался рыбной ловлей.

На другой день именин великого князя их высочества и мы все были в Архангельском, это был день именин Юсупова, по инициативе которого в этот день устраивалась всегда ярмарка. Юсупов приглашал к этому дню торговцев со всех окрестностей, которые съезжались очень охотно, зная, что не будут в убытке. Мы и приехали прямо на ярмарку, их высочества накупили там массу всевозможных вещей, хозяйственных принадлежностей, мануфактуры, игрушек. Торговля шла бойко, так как съехались все окрестные помещики, а все, что осталось на виду, было куплено Юсуповым. Из этих вещей была устроена беспроигрышная лотерея для всей прислуги, служащих и крестьян села Архангельского. После ярмарки у Юсуповых пили чай, после обеда вернулись в Ильинское.

8-го июля уехал великий князь Михаил Николаевич и другие гости и некоторые из лиц свиты. Ильинское опустело, остались только их высочества, Степанов, Екатерина Адольфовна Шнейдер и я. Время проводили тихо, по большей части каждый в своем углу, я воспользовался такой тишиной и часами просиживал в библиотеке за чтением. Михалкову стало лучше, удалось пригласить к нему хорошего врача, и я стал поэтому к нему ездить гораздо реже. Но среди этой тишины произошел с великой княгиней несчастный случай, могший окончиться весьма трагически. В один из дней великая княгиня ездила по своим благотворительным делам в Москву и возвращалась обратно на Одинцово, куда выслано было ландо, запряженное четверкой. Приходилось проезжать через Подушкино [472]– имение баронессы Мейендорф, по первому браку Веригиной. При въезде и выезде в это имение были поднимающиеся шлагбаумы с цепями для их опускания. У шлагбаума при выезде цепь была недостаточно натянута, проезд был узкий, и пристяжная головой задела за цепь, которая моментально потянула шлагбаум книзу. Ямщик, конечно, сразу остановил лошадей, но шлагбаум все же успел опуститься и, скользнув слегка по лицу, задев и оцарапав нос, ударил великую княгиню в грудь. Это был один момент. Испуг был конечно страшный, к счастью, обошлось все благополучно, великая княгиня прохворала несколько дней, грудь была только ушиблена, и она скоро оправилась, царапины на носу и лице сгладились, последствий от ушиба не было никаких. Баронесса Мейендорф была в отчаянии, шлагбаумы были тотчас же переделаны, вместо поднимавшихся устроены были отодвигающиеся.

14-го июля в Ильинское вернулся Гадон, а 15-го его и меня – двух именинников – чествовали. Их высочества были трогательно любезны. Великий князь подарил мне чудный велосипед самой последней конструкции «великан», а княгиня – золотые запонки с лунным камнем. Я был в восторге от велосипеда, он оказался таким легким на ходу, что я на нем совершенно не уставал. Вечером в помещении библиотеки в честь нас, именинников, был ужин, было очень оживленно, весело, в два часа ночи перед библиотекой сожжен был фейерверк. Великая княгиня нарисовала каждому из нас меню пастелью, у меня в виде орнамента были подсолнухи, очень эффектно и красиво нарисованные, меню было в красивой рамке, это была целая картина.

В 20-х числах в Москву прибыл король Румынский [473]и провел три дня, их высочества переехали на это время в город. В августе месяце, 15-го числа, назначено было открытие и освящение памятника императору Александру II в Кремле, к этому времени ожидался высочайший приезд в Москву их величеств и всех членов императорского дома.

Я, по примеру прежних лет, был назначен великим князем членом комиссии по принятию мер охраны. Комиссия была под председательством и.д. оберполицмейстера Д. Ф. Трепова. Я с радостью принял это назначение и с конца июля переехал почти совсем в Москву, наезжая в Ильинское только по временам. Под председательством Трепова было очень приятно работать, дело было им поставлено основательно, многое лишнее, что мы делали в прежних комиссиях, было отставлено, все было направлено к тому, чтобы народ стесняли как можно меньше, предоставляя каждому принять участие в торжестве, которое не могло быть не народным, так как открывался памятник царю Освободителю, освободившему 100 миллионов русского народа от крепостной зависимости, открывался памятник, сооруженный «любовью народа», как гласила надпись на пьедестале памятника.