Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

После обеда в Андреевском зале подан был кофе. Государь и императрица обходили гостей.

23 апреля, в день празднования тезоименитства императрицы Александры Федоровны, я получил приглашение, как дежурный при великом князе, к высочайшему выходу к литургии в церковь Спаса за Золотой решеткой в Большом Кремлевском дворце. После литургии состоялся высочайший завтрак, накрытый в зеленой гостиной и парадной опочивальне.

В третьем часу дня их величества вместе с Сергеем Александровичем и Елизаветой Федоровной совершили прогулку на Воробьевы горы, откуда любовались чудным видом на Москву. Местное население сбежалось отовсюду, громко приветствуя их величеств. В тот же день их величества отбыли из Москвы после трехнедельного пребывания в белокаменной.

На Николаевском вокзале собрались все высокопоставленные лица и власти, по всему пути по одну сторону стояли войска шпалерами. Народ густой стеной стоял на другой стороне.

С грустью расставалась Москва с царем и царицей. За эти три недели москвичи свыклись с мыслью, что государь находится среди них и что каждый обыватель мог всегда его легко увидеть, везде всех пропускали, стеснений не было никаких. Их высочества провожали государя до Клина.

Вернувшись, великий князь сейчас же прислал за мной, обнял меня и благодарил за порядок в доме во время этих трех недель. Я до слез был тронут и счастлив, что действительно за все время пребывания государя не было ни сучка ни задоринки.

Вскоре после отъезда государя их высочества уехали заграницу в Франценсбад, куда доктора послали великую княгиню проделать курс лечения. Я остался в Москве, отдыхая после хотя и приятных, но утомительных трех недель, когда все время приходилось недосыпать и находиться в постоянной тревоге. Ездил я раз в город Рузу навестить свою двоюродную сестру Бунакову и помочь ей, она жила там в большой нужде.

В начале мая я собрался ехать заграницу навестить бедного Михалкова и по дороге хотел заехать в Петербург к сестре, которая с детьми великого князя Павла Александровича должна была ехать в Крейцнах.

4 мая я и выехал в Петербург, остановился во дворце великого князя Сергея Александровича, написал в Царское, чтобы видеться с сестрой.

Проведя в Петербурге неделю, я выехал заграницу одновременно с моей сестрой. Проехав прямо в Герлиц, я провел там три дня, ежедневно навещая Михалкова в лечебнице и проводя с ним большую часть дня. Когда я пришел к нему, мне показалось, что он обрадовался мне, но все же ничего мне не сказал, и за все три дня, что я пробыл у него, он не произнес ни слова, объясняясь только знаками. Это было очень тяжело. Я с ним обедал, завтракал, пил чай, он был предупредителен, предлагал мне хлеб, варенье, передавал мне чашку, наливал мне в рюмку вино, сам не пил. Когда мы с ним катались по окрестностям, он указывал мне на красивые виды. Свидание это меня нравственно измучило, и я отдыхал только у Кальбаумов – в этой чудной семье. Раз я съездил в Дрезден пообедать к Менгденам, чтобы немного проветриться.

Когда я пришел к Михалкову, чтобы проститься с ним, он опять никак не реагировал, молча ответив на мой поцелуй, и я не мог ничего прочесть на его лице. Так я и уехал, не зная, рад ли он был моему приезду или нет, сожалел ли о моем отъезде.

Из Герлица я проехал в Бе в Швейцарию [531]к моим друзьям Княжевичам. По дороге заехал в Франценбад, где в то время были их высочества. Я не предупреждал их и нарочно остановился в другой гостинице, чем они, написал записку Гадону, прося его придти ко мне, но никому не говорить о моем приезде. Он сейчас же пришел ко мне. Узнав от него, когда их высочества идут в парк и где их можно встретить, я решил пойти к ним навстречу в час их прогулки. Простившись с Гадоном и взяв с него слово, что он ничего говорить не будет, я оделся в сюртук, надел цилиндр и отправился по дорожке, которую мне указал Гадон. Вскоре я увидел приближающегося ко мне навстречу великого князя с Гадоном. Я посторонился, не дойдя 10-ти шагов до великого князя и отвесил низкий поклон, сняв цилиндр. Великий князь не сразу меня узнал, ответив на мой поклон. Вглядевшись, он воскликнул: «Нет, как это глупо, ведь я вас не узнал. Когда вы приехали?» Он ласково протянул мне руку.

Увидев вдали идущую великую княгиню, я и с ней проделал то же самое. Она еще более была изумлена, но узнала меня скорее, чем великий князь. Мы вместе отправились в гостиницу, и я провел целый день с ними очень приятно. Вечером я поехал дальше.

У Княжевичей я пробыл два дня, стараясь их подбодрить, так как они были в очень подавленном настроении; доктора напугали их, говоря, что ему по состоянию легких нельзя жить в России. Но я их уговорил не слушать докторов и приехать на лето в Царское, а там видно будет. С этим я поехал на поезд, чтобы на другой день быть в Берлине. Увы! На поезд я опоздал и, к удивлению Княжевичей, вернулся к ним. Я стал их уговаривать: раз они решили ехать в Царское, то ехать надо со мной на другой же день, что я им помогу в дороге. Они согласились, собрались в один день, и я проводил их до Петербурга. Вышло очень хорошо, и мне было очень приятно пропутешествовать с ними. Мы чудно ехали, в Берлине пробыли целый день.

В Петербурге я остался два дня. В первый день я проехал в Петергоф повидать своего соопекуна Галла, поговорить с ним о делах и рассказать ему о Михалкове, о вынесенном впечатлении. От Галла я заехал на Сергиевскую дачу к Георгию Максимилиановичу Лейхтенбергскому. Застал его и княгиню Анастасию Николаевну, они меня угостили чаем. Мы сидели на террасе, откуда открывался чудный вид на море. Князь Георгий Максимилианович на Пасху был произведен в генералы, и я нашел, что ему очень идут генеральские отвороты. [532]

Вернувшись в Петербург, я еще заехал к Гершельманам, но не застал их.

На другой день мой родной Преображенский полк праздновал 200-летие со дня наименования полка «лейб-гвардией». Юбилей состоял из молебствия в соборе и завтрака в собрании Экономического общества офицеров Гвардейского корпуса. [533]Я собственно не мог понять этого юбилея, праздновать было нечего, и я находил, что это просто повод, чтобы устроить праздник. За завтраком было натянуто и скучно. Мне казалось, что все разделяли мое мнение о юбилее.

Вечером я выехал в Москву, где меня ждала масса дел, главным образом по опеке Михалкова. Пришлось проехать в подмосковное имение Назарьево, где впервые шла рубка леса согласно недавно утвержденного плана. Из Костромского имения я получил очень печальные вести: плоты с лесом разбиты были бурей, пришлось ловить и собирать лес, вновь строить плоты, конечно, при этом много леса пропало. А лесу было на 30 тысяч рублей.

4 июля из-за границы приехал великий князь, а великая княгиня осталась у своего брата великого герцога Гессенского в Вольфсгартене. Через несколько дней по приезде великий князь переехал в Ильинское со мной, Гадон уехал в отпуск.