Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Старик Михалков, почти не сходивший с кресла, трогательно мне обрадовался. Он вообще не был экспансивен, а тут все были поражены, с какой лаской он меня встретил. Когда мы остались одни, то он вдруг заволновался и, взяв круглый сверток, лежавший у него на столе, передал его мне со словами: «Пожалуйста доставьте мне радость под конец моей жизни – не откажите принять от меня на память небольшую дачку здесь, рядом с нами», – и показывая на сверток – «Это план и дарственная».

Когда я развернул сверток, то увидел план участка земли в 390 кв. саженей с небольшой дачей. Он прибавил еще: «Мне хотелось, чтобы у вас рядом с нами был бы свой домик, куда вы бы могли всегда приехать отдохнуть к себе домой и не терять связи с теми, кто вас любит и уважает». Это было так трогательно, что я не мог не прослезиться, не мог даже подумать огорчить милого старика отказом, крепко его обнял и благодарил. Но в душе мне было неприятно принимать этот подарок, я в голове своей решил сохранить его до смерти старика, а потом уже видно будет, что предпринять.

Я так и сделал. Михалков недолго прожил, я продал тогда свою дачу и полученные деньги внес в земство Звенигородского уезда, предводителем которого в течение многих трехлетий состоял покойный. Я просил земскую управу обратить этот капитал в стипендию имени Михалкова в Назарьевском земском училище.

Передав мне дарственную, старик Михалков позвал Г. И. Апарина и поручил ему проводить меня в мое новое владение. В нем временно в одной из комнат жила Е. В. Галл, сестра моего опекаемого. Домик оказался прехорошенький, над входной дверью была надпись «Вилла Джунина», в нем было три больших комнаты, передняя и кухня, большой балкон. Убранство очень хорошее, все так свежо, чисто, все хозяйственные принадлежности полностью, до посуды включительно, не исключая и кухонной, постельное и столовое белье, в сарайчике запасенные дрова. При домике небольшой садик. Я поселился в своем домике и прожил с наслаждением в нем недельку. Погода была чудная, воздух удивительной чистоты, купался я два раза в день и выучился нырять, я никогда не видал такой прозрачной воды – на глубине 6–10-ти саженей видно каждый камешек на дне. Это единственное место, как говорят в Крыму, где такая прозрачная вода. Когда я выучился нырять, то мог свободно разглядывать дно – это было что-то совсем новое для меня и доставляло мне истинное наслаждение.

C грустью оставил я свою «виллу Джунину», чтобы ехать в Кучук-Узень к своим друзьям Княжевичам, которые меня ждали. Путешествие это я решил сделать на велосипеде, который взял с собой. Багаж свой, около пуда весу, я приспособил к велосипеду, укрепив часть между ног, часть сзади.

Первую остановку я сделал в Кореизе, проехав 75 верст. Местами было трудно ехать в гору, но я нигде не сходил с велосипеда, отдыхал, катясь вниз и придерживая только на поворотах. Шоссе ведь в те времена было как паркет, и поэтому ехать было отлично. В Кореизе у милых Юсуповых я отдохнул очень хорошо, и, пробыв у них сутки, двинулся дальше. Государь в то время жил в Ливадии с семьей, путь мой лежал через Ливадию. Я воспользовался этим и заехал, чтобы навестить генерала Гессе – дворцового коменданта и Е. А. Шнейдер – гофлектриссу императрицы. Они были страшно удивлены, увидев меня путешествовавшего на велосипеде. Я напился чаю у Гессе и поехал дальше.

В Ялте я заехал к баронессе Врангель, о которой я не раз упоминал в своих записках, она никак не ожидала меня, мы очень обрадовались друг другу. Она жила со своими родными, которые ни за что не хотели меня отпустить без обеда и чудно меня накормили. Пообедав, я двинулся дальше, оставалось еще 40 верст до Алушты, которые я проехал шутя, потратив немногим более двух часов. В Алуште меня ждала коляска тройкой от Княжевичей, так как 30 верст до Кучук-Узеня 18 по почти сплошной щебенке на велосипеде ехать было бы очень трудно, да и подъемы на этой дороге были страшно крутые.

В 11 часов вечера я был у своих дорогих друзей Княжевичей, у которых, к сожалению, мог пробыть только несколько дней, надо было спешить к 6-му октября в Амвросиевку – южное имение Михалкова в Донской области. В Кучук-Узене [535]я был впервые. Имение было не особенно красивое, но очень уютное. Лежало оно в котловине, благодаря чему там никогда почти не бывало ветра.

У Княжевича там было очень хорошее виноделие, и их красное «Франк Пино» славилось на весь Крым. Это было совсем особенное вино, густое, ароматное, я никогда лучшего красного вина не пил, и где бы я ни бывал у Княжевичей, они всегда меня угощали этим редким вином. Однажды они мне даже подарили целый ящик этого вина, которое я берег в течение нескольких лет.

В Амвросиевку [536]я приехал как раз 6-го октября и занимался в имении с утра до ночи, днем объезжая хутора, а вечером сидя за отчетами. Служащие ко мне стали привыкать и уже не смотрели как на чужого, что мне давало удовлетворение.

Погода была чудная, жаркая, я все время ходил в кителе. Накануне отъезда ездил с управляющим к соседнему помещику смотреть баранов, возвращаться пришлось в темень и дождь, и мы сбились с пути, проплутав в степи часа два. В день моего отъезда приехала депутация из соседнего села со священником просить сделаться попечителем их церковно-приходской школы. Священник этот был выдающийся во всей округе, и я из уважения к нему согласился.

Из Амвросиевки я поехал прямо заграницу для своего удовольствия, хотелось побывать в Абации. [537]

На обратном пути я опять был в Крыму, прожил на своей вилле две недели, хотелось повидать своих соопекунов, которые были там. У меня с ними произошло первое разногласие из-за одного векселя, выданного стариком Михалковым нашему опекаемому для уравнения имущества с другими сыновьями.

Я считал необходимым при жизни старика Михалкова обеспечить этот вексель, а Галл хотел его уничтожить, Сергей Михалков шел на поводу у Галла. Наши взгляды разошлись, и я даже хотел совсем выйти из опеки, и только из уважения к старику Михалкову я этого не сделал, да и детей Марицу и Володю было жалко оставить. Мои отношения с соопекунами были натянуты некоторое время, но в конце концов несмотря на то, что я уступил им, они признали себя неправыми, и наши отношения наладились. Но и эта непродолжительная размолвка меня сильно измучила нравственно, и долго я не мог войти в колею. Я уехал из своей виллы совершенно разбитый и поехал отдохнуть от всех неприятностей в Кореиз к Юсуповым на несколько дней, чтобы немного отойти перед возвращением в Москву.

По соседству с Кореизом в Ай-Тодоре в то время жил великий князь Михаил Николаевич. Он уезжал в Петербург и предложил довезти меня в своем вагоне до Москвы. Я очень был тронут такой его любезностью и с большим комфортом доехал до Москвы, где их высочества меня очень радушно встретили. Вскоре получены были тревожные вести: государь в Ливадии заболел брюшным тифом, температура первое время была очень высокая. К счастью, тиф прошел без осложнений, но болезнь задержала возвращение царской семьи в Петербург.