Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

25-го марта, в день Благовещения, с Дальнего востока прибыл отряд Иверской общины, который работал в течение целого года в г. Хабаровске в полевом госпитале, имея во главе старшим врачом И. П. Алексинского и старшей сестрой Л. П. Пиварович. Они же были и со мной в отряде во время греко-турецкой войны. Встреча была на Курском вокзале, с вокзала отряд прямо проехал в общину, где он был встречен великой княгиней Елизаветой Федоровной.

Пасха в этом году была ранняя – 31-го марта. В середине Страстной недели меня позвал великий князь и сообщил мне, что 1-го июля, одновременно с введением винной монополии, в Москве должно открыть свои действия Московское столичное попечительство о народной трезвости и что к этому времени должен быть организован комитет для заведования делами попечительства согласно устава о народной трезвости, высочайше утвержденного 20-го декабря 1894 года. Как председателя означенного комитета великий князь назвал мне командира 17-го армейского корпуса генерала от кавалерии А. А. Бильдерлинга, а должность товарища председателя предложил мне.

При этом великий князь добавил: «Я знаю, как вы жаждете всегда работы, что исключительно адъютантская служба вас не удовлетворяет, и поэтому я решил предложить вам это совершенно новое живое дело, которому, я убежден, вы сумеете дать должное правильное направление, и мне кажется, что оно будет вам по характеру. А. А. Бильдерлинг очень рад иметь вас своим помощником. Я знаю, вы любите самостоятельность – вы ее получите, так как генерал Бильдерлинг как командир корпуса человек занятой и, очевидно, вся работа будет лежать на вас, он будет иметь только высшее руководство. Мне лично вы доставите удовольствие, если согласитесь принять мое предложение, так как это назначение вполне совместимо с вашей должностью адъютанта при мне, и я вас, таким образом, не лишаюсь. Я вполне уверен, что вы совместите обе должности и ни одна из них не пострадает в ущерб другой.

Такое внимание великого князя и та чуткость, которая чувствовалась в каждом его слове, меня растрогали и взволновали. Мне оставалось одно – благодарить великого князя, но я не мог при этом не заметить о том затруднении, которое, несомненно, встретится, когда Бильдерлинг уедет куда-нибудь и я останусь за председателя; как я, в чине капитана, смогу председательствовать на заседаниях комитета, членами которого по уставу, помимо некоторых гражданских чинов, состоят и военные, некоторые даже в генерал-лейтенантских чинах. Великий князь на это сказал: «Чтобы избежать это затруднение, председательствовать на заседаниях в таких случаях будет обер-полицмейстер Трепов, вы с ним в таких хороших отношениях, что у вас с ним недоразумений не будет».

Уходя от великого князя, я просил его разрешения проехать в конце пасхальной недели в Петербург, чтобы посмотреть, как там поставлено попечительство о трезвости и как ведется там это дело (в Петербурге попечительство введено было уже три года назад). Великий князь мне разрешил. Председателем Петербургского попечительства был принц А. П. Ольденбургский, товарищем его помощник градоначальника тайный советник Турчанинов.

На другой день я поехал к А. А. Бильдерлингу и был встречен им более чем хорошо. Мы переговорили обо всем и решили, что я поеду в Петербург знакомиться с делом и затем будем ждать высочайшего приказа, так как наши назначения подлежали высочайшему утверждению.

Пасху встретили как обычно в Успенском соборе, затем у их высочеств было разговенье. В первый день Пасхи опубликовано было назначение генерал-адъютанта Ванновского министром народного просвещения. Он был ранее военным министром, ему было за семьдесят, но это был человек высокообразованный, честнейший, благороднейший. Государь, очевидно, надеялся, что Ванновский как умный образованный человек, имевший большой педагогический опыт, своим авторитетом будет иметь хорошее влияние и как военный сумет внести разумную дисциплину в университетскую жизнь. П. С. Ванновский на другой же день после своего назначения обратился к чинам министерства народного просвещения и к учащимся с воззванием.

<���…> [540]

К сожалению, Ванновский прожил недолго и не успел внести в школу все то хорошее, к чему стремился.

2 апреля из-за границы привезли тело скончавшейся там А. Н. Самариной, урожденной княжны Трубецкой, жены Федора Самарина. Отпевали ее в церкви Бориса и Глеба, похоронили в Донском монастыре.

3 апреля в московских императорских театрах состоялись, как обычно, спектакли в пользу Иверской общины. В Большом театре при переполненном зале шел балет «Лебединое озеро».

На другой день я выехал в Петербург, чтобы ознакомиться с учреждениями Петербургского попечительства трезвости. Принц Ольденбургский, к которому я обратился с просьбой о содействии мне в этом отношении, оказал мне любезность, поручив своему адъютанту полковнику Черепанову ознакомить меня с постановкой дела в их попечительстве. Черепанов посвятил меня во все детали, объехал со мной все учреждения.

В Петербурге в то время уже был открыт грандиозный народный дом имени Николая II, [541]в Таврическом саду устраивались народные гулянья, на барже у Петровского острова устроены были столовые. Все было поставлено на широкую ногу, но все виденное меня не удовлетворило, я нашел, что в Петербурге все внимание было обращено на народные развлечения в ущерб просвещению масс, что же касается столовых, то они мне показались мало доступными для бедного люда, который надлежало главным образом отвлекать от кабака. Четыре дня я провел в Петербурге, проводя большую часть времени в учреждениях народной трезвости.

Вернулся я в Москву 8-го апреля, их высочества были в Усове, куда они уехали на неделю. Я хотел воспользоваться этим временем, чтобы съездить заграницу навестить моего больного Михалкова, но совсем неожиданно мне пришлось отправиться в Усово. Гадон, который жил там с их высочествами, получил тревожные вести о болезни своей сестры, которая заболела корью в Каннах, и великий князь его отпустил заграницу, а меня вызвал на замену Гадона. Пришлось пять дней прожить в Усове в полной тишине. Мы жили втроем – их высочества и я. Свободного времени у меня было много, я даже рад был отдохнуть в такой тиши. Сходились мы только для прогулки, чая, завтрака и обеда, по вечерам сидели вместе, великий князь читал вслух. Раза два ходил я с великим князем на охоту на тягу вальдшнепов, мне удалось убить одного.

Как только вернулись в Москву, я с разрешения великого князя выехал заграницу и, заехав в Берлин, навестил в Герлице моего больного, застал его очень хорошего вида, но снова не мог добиться от него ни слова, он объяснялся только знаками. Опять под тяжелым впечатлением я оставил его.