Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

Когда мне было восемнадцать лет, я много думала о смерти. Размышляя о Билимовичах, я придумала «теорию», согласно которой по маминой линии рано умирали только мужчины, и таким образом защищала нас от устрашающей судьбы Арсения, Олеся и Андрея. У моего брата Миши нет своих детей; у меня родилась дочь, но у нее тоже своих детей нет, а сама она много болеет. Как это ни смешно звучит, хочется повторить за мамой: «Кровь выдохлась». Если в поколении старших Билимовичей характерных черт вырождения не наблюдалось, то об их сыновьях и внуке такого не скажешь.

Елена Андреевна Киселева (1878–1974) родилась в Воронеже в семье математика Андрея Киселева, автора дореволюционных учебников по алгебре и геометрии для средних школ, по которым продолжали учиться в Советском Союзе вплоть до 1960-х годов [281]. Следуя по стопам отца, Киселева поступила на математическое отделение Бестужевских курсов, но, заболев тифом, ушла с него, а через некоторое время после выздоровления была принята в Императорскую академию художеств и окончила ее в 1907 году [282]. За свою дипломную картину «Троицын день» Киселева была награждена стажировкой в Париже, став первой художницей, получившей эту премию. Как «новая женщина» (так ее называла моя мать), Киселева одна ездила в Рим и Флоренцию.

Елена Киселева (1897). РГИА

Ее портреты и картины в национальном духе отчасти напоминают Репина, у которого она училась в Академии [283]и который считал ее одной из лучших своих учениц (среди других он называл Остроумову-Лебедеву), но некоторые парижские работы, например «Розовый зонтик» (1910), выдают влияние французских постимпрессионистов, в особенности Мориса Дени [284]. И вообще многие ее картины отображают характерную декоративность ар-нуво или модерна.

Розовый зонтик (1910). Воронежский областной художественный музей им. И. Н. Крамского

Киселева неоднократно получала премии Академии художеств и Общества имени Куинджи, выставлялась за границей (в Париже, Риме, Мюнхене) и, разумеется, в Петербурге и Москве. В 1910 году С. К. Маковский включил ее «La Belle Hortense» в выставку женских портретов современных художников в редакции «Аполлона» на Мойке, а затем поместил в своем журнале вместе с женскими портретами Серова, Сомова, Судейкина, Головина и Кустодиева [285]. Помнится, что, будучи аспиранткой, я этот портрет видела в «Аполлоне», о чем, конечно, рассказала маме. Картины Киселевой появлялись и в «Золотом руне», и в более популярных журналах, таких как «Нива», «Солнце России», «Огонек», а «Троицын день» и «Дачницы» попали на обложки роскошного журнала «Столица и усадьба» («Дачницы», написанные в имении Репина в Куоккале, впервые были представлены на выставке Союза художников в 1916 году). В те же годы несколько ее картин купил для своей коллекции Горький.

Прекрасная Гортензия / La Belle Hortense (1908). Воронежский областной художественный музей им. И. Н. Крамского

Корней Чуковский, с которым Киселева дружила, пишет: «[Репин] любил работать в компании с другими художниками… работал не раз то с Еленой Киселевой, то с Кустодиевым, то с Бродским, то с Паоло Трубецким…» [286]Прочитав то же самое у некоего Анненского, мама написала тете, которая ответила: «Относительно того, что написал неизвестный мне Анненский – это чепуха! Сколько мне известно, Репин не работал с молодыми, а со мной разумеется. Он был со мной очень хорош, ценил меня как художницу, м.б. чуть-чуть за мной ухаживал, когда стал вдовцом и мы все жили в Куоккале. У меня здесь есть его хорошие письма ко мне. Это и все. Но приятно, что хоть кто-то помнит мое имя в России. А я сама себя забыла. У меня теперь такие руки, что я с трудом иногда застегиваю пуговицу. А вспомнишь, какие портреты писала. И где-то они все-таки существуют. Да, все проходит, все прошло» [287]. В молодости Елена Андреевна часто живала в Куоккале, где познакомилась и с Чуковским, ценившим ее талант [288], и с Маяковским, затем они с Николаем Перевертáнным-Черным (ее первым мужем) приобрели там маленькую дачу.

Дачницы (1915). Воронежский областной художественный музей им. И. Н. Крамского

А. Д. Билимович. Одесса (1916)

Признание живописи Киселевой обещало дальнейшие успехи, но она полюбила молодого математика Антона Билимовича, с которым познакомилась еще в Париже. Много лет спустя Елена Андреевна написала маме, что через какое-то время она «приехала к Тоне» в Одессу. Это было в 1915 году или раньше – у меня есть хороший ее рисунок дедушки Тони, датированный 1916 годом, на котором он сидит в саду и читает газету. Киселева отлично передает его интенсивное чтение. В 1918 году у них родился Арсений; после поражения Врангеля в 1920 году они эмигрировали. Уехал и ее брат, царский морской офицер, воевавший в Белой армии. Если бы бабушка Леша, как я ее называла, осталась в России, то, скорее всего, достигла бы более значительных творческих успехов, чем в Югославии, где ей приходилось направлять энергию в основном на семью, на новую роль жены профессора, а главное – на приспособление к эмигрантской жизни.

В ответ на ее тоскливое письмо (Белград, 1921) Репин пишет: «А Вы неужели бросили живопись? Вот не верю: Вы слишком огромный талант, чтобы бросить. Еще обрадуете, надеюсь». На это Елена Андреевна отвечает: «Писать – счастье, наслаждение, а о каком наслаждении можем мы теперь, оплеванные, думать» [289]. Впрочем, в 1920-е годы Киселева работала больше, чем в последующие; как и раньше, она в основном писала портреты, главным образом женские, но были и жанровые картины с красивыми черногорками. В середине 1960-х годов она написала Маргарите Луневой: «Я всегда была портретисткой и страстно любила изображать красивых, интересных женщин». Ее любимый портрет называется «Маруся» (1913); родители Киселевой передали его в Воронежский музей живописи, где он висит до сих пор [290].

Базар на Которе (1925). Воронежский областной художественный музей им. И. Н. Крамского