Ольга Матич - Записки русской американки. Семейные хроники и случайные встречи

Первым его романом была элегическая «Школа для дураков» (1976), в которой звучит «расщепленный» голос школьника, страдающего раздвоением личности. Главный герой «Между собакой и волком» (1980) – язык, одновременно выспренный и просторечный. Из всех трех романов этот требует самого деятельного читательского соучастия. «Школа» была написана еще в России, когда Соколов работал егерем в верховьях Волги, но издана была уже в эмиграции («Ардис», 1976). Получить выездную визу Соколову помог австрийский канцлер Бруно Крайский, обратившийся к Брежневу с просьбой отпустить того в Австрию для воссоединения с австрийской невестой. Это случилось после долгих мытарств, кончившихся ее голодовкой в Вене и его – в Москве.

Одним из препятствий был его отец, генерал ГРУ Всеволод Соколов: он дергал ниточки за кулисами. Соколов-fils родился в Канаде в 1943 году; Соколов-père, тогда еще майор, состоявший при канадском посольстве, оказался замешан в краже канадо-американских атомных секретов, и в конце 1946 года его вместе с семьей выслали в Москву. Саше тогда было три года. Поэтому – а может, и по какой-нибудь другой причине – Сашу Соколова нередко задерживали на канадо-американской границе для выяснения обстоятельств.

«Юноша с сигарой». Москва (1963)

Материал для «Собаки» Соколов собрал на Волге, но дописывал роман уже в Лос-Анджелесе, где мы с ним и познакомились в конце 1970-х. Промежуточность как металитературная тема есть во всех его книгах; в «Между собакой и волком» она задается уже названием, означающим время между днем и ночью, а повествование ведется рассказчиками, живущими в деревнях по две стороны реки и обменивающимися друг с другом письмами и затейливыми историями, и автором. В языковом и повествовательном отношениях промежуточность у Соколова проявляется в напряжении между реальным и фантастическим, живым и мертвым (смерть неизбывно присутствует в его творчестве; как он сказал в беседе со мной, «смерть неотлучима от жизни. Она всегда рядом, вокруг нас, в окружающих нас предметах. В некоторых из них ее облик проступает ясней. Например, в старых фотографиях» [451]; или, как пишет Сюзен Сонтаг, «фотография – реестр смертности» [452]); в расщепленном потоке сознания подростка в «Школе для дураков»; в межвременье, которое в «Палисандрии» (1985) называется «безвременьем ». Историческое время Палисандр называет «ужебыло» – как он пишет, это перевод дежавю: «И однажды наступит час, когда все многократно воспроизведенные дежавю со всеми вариациями сольются за глубиной перспективы в единое ужебыло» [453].

Саша Соколов. Вермонт (1984)

В финале «Палисандрии» промежуточность героя, находящегося в «изгнании-послании» [454], раскрывается им самим: повествование, «как приличествует „гермафродитическому“ случаю», в конце переходит в средний род, изображая трансгендерность изгнания: «Отныне пусть ведают все: я – Палисандро, оригинальное и прелестное дитя человеческое, homo sapiens промежуточного звена, и я горжусь сим высоким званием» [455]. Роман заканчивается его словами: «Безвременье кончилось… Наступила пора свершений и подвигов» [456]. (Имеется в виду возвращение Палисандра на родину в роли спасителя.)

Промежуточное состояние (между отечеством и новым местом жительства с его чужим языком) – основа диаспорической идентичности, которую писатель – будущий эмигрант обретает еще в российском пространстве, засылая свои рукописи в тамиздат. Опубликоваться «там» для писателей брежневской эпохи означало пересечь границу, отделяющую их от чужого пространства. Беседуя со мной об эмиграции, он назвал ее писателей «лишними», а свое поколение – сидящим «между двух стульев», то есть промежуточным, хотя и состоявшимся [457].

Вечный скиталец, в 1989 году Соколов отправился в Москву с намерением там обосноваться и стал одним из первых известных писателей, вернувшихся из эмиграции. Пересекая границу в городе Чоп (Закарпатская область Украины), он повторил поступок своего героя, Палисандра, скитальца в безвременье, возвратившегося в Москву через тот же самый Чоп. Ехал Соколов из Греции, где Татьяна Толстая устроила ему жилье на берегу моря и где он обретался больше года [458]. Поклонница «Школы», в 1988 году она способствовала изданию выдержек из этого романа в «Огоньке».

Тогда мы с ним виделись в последний раз – кажется, в Переделкине. Особенно мне запомнился поход в Новодевичий монастырь, который в «Палисандрии» назван «Правительственным домом массажа». Палисандра ссылают туда после того, как кремлевские дети ненароком («без вины виноватости») убивают «дядю Иосифа» (Сталина), и кремлевский сирота становится в этом элитном борделе ключником. В той экскурсии участвовали Алик Жолковский, Борис Гройс и его жена Наташа, а также будущая жена Саши Марлин. Мне интереснее всего была прогулка по кладбищу: это – излюбленное пространство Палисандра, которое и я с детства люблю.

Московская жизнь Соколова и его подруги Марлин Ройл, бывшей чемпионки по гребле, которую Толстая прозвала «девушкой с веслом», не удалась. Из газеты я узнала, что в Греции Саша написал новый роман, но рукопись сгорела вместе с домом – по крайней мере, так он сказал журналисту. Вскоре его след пропал; как и другие его друзья, я потеряла с ним связь. Когда я спрашивала о нем общих знакомых, кто-то говорил, что Соколов живет в Израиле или в Канаде, кто-то (таких было большинство) – что ничего не знает. Лимонов рассказал мне, что в начале XXI века прошел слух, что Саша в Москве, и он даже поехал на его (якобы) выступление, но попал на мероприятие, к Соколову отношения не имевшее.

Более двадцати лет спустя, в 2012 году, в вечер переизбрания Барака Обамы президентом, Соколов оставил запись на моем автоответчике – поздравил меня со своим днем рождения, но не назвался, а я была у друзей: мы следили за результатами выборов, надеясь на победу Обамы над республиканцем Миттом Ромни. Мне пришлось прослушать запись несколько раз, чтобы опознать автора, хотя уверенности в том, что это Саша, у меня не было, так как он себя не назвал.

В свое время друзья шутили, что для каждого романа Соколову нужна новая жена, а он загадочно улыбался. Роман «Между собакой и волком» был закончен «под эгидой» Лили Паклер-Соколовой [459]в Лос-Анджелесе. Она преподавала русский язык – сначала в UCLA, затем у нас в USC, – благодаря чему мы с Сашей и познакомились; это было в 1978 году. Говорили мы в основном о русской литературе и общих знакомых из третьей волны эмиграции, которые меня тогда интересовали – еще и потому, что, как я пишу в другом месте, они были «настоящими» русскими оттуда. Меня поразило различие между Сашиными литературным и «обыденным» (он бы написал – «будничной повседневности») голосом; в жизни он был скорее малословен, подчас даже косноязычен. Думаю, он это сознавал, и оттого его дарственная надпись на моей «Собаке» гласит: «Оле, нашей чудной Оле. Саша Соколов, который все это написал» [460].