Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 6. У Лукоморья

В пустыню теперь собралось четверо. Я познакомился с мастером спорта по парусу инженером Владимиром Талановым, инструктором по туризму Геннадием Галиуллиным и подполковником, таким же заядлым, как все остальные, землепроходцем кинооператором и гитаристом Сысоевым Игорем.

– Для путешествия на яхтах надо иметь как минимум яхты…

– Мы их сделаем.

– Сумасшедшие, – сказал я уже с большой долей симпатии.

Кто в своей жизни пытался сделать хотя бы хорошую ручку для молотка, может понять, что значит построить яхту. Надо иметь опыт конструкторов, чтобы придумать эту «тележку», способную двигаться без мотора, надо было стать кузнецом, слесарем, сварщиком, токарем, столяром, такелажником.

– Сумасшедшие, – сказал я с любовью, когда увидел в подвале странные тележки, похожие на кузнечиков и на первые самолеты-«этажерки».

Я попросился посмотреть, как начнется любопытное путешествие.

Яхты в разобранном виде, продукты и снаряжение погрузили в товарный вагон, и мы попрощались, чтобы встретиться через неделю на берегу Аральского моря.

Картина пустыни.

Эдуард Назаров.

Геннадий Галиуллин.

Владимир Таланов.

В тот же вечер в редакции я разыскал французский журнал и еще раз убедился: сумасшедших на свете не так уж мало. Бригадный генерал Дю Бусе рассказывал о переходе колесных парусных яхт через Сахару. Генерал руководил путешествием, в котором, кроме французов, принимали участие англичане, американцы, бельгийцы. Дули ошеломительной силы ветры. Спортсмены за 32 дня преодолели три тысячи километров. Караван сопровождали машины с грузом и снаряжением, два легких самолета, по радио генерал Дю Бусе держал связь с воинскими гарнизонами, расположенными в пустыне. Из двадцати яхт благополучно закончили путь только восемь. Читая подробности перехода, я понял: наша доморощенная экспедиция, у которой не было ни машин, ни самолетов, ни радио, может быть только первой разведкой в пустыне.

На берегу Арала я увидел красную и голубую палатки, три белых паруса и четверых черных облезлых людей.

После объятий и после того, как бутылка из-под армянского коньяка была закинута далеко на бархан, я как следует оглядел лагерь. Недельное сидение в песках планировалось, надо было привыкнуть к походной еде, к солнцу, сделать доводку яхтам.

Сидя на месте, человек даже в пустыне обзаводится живностью. У входа в палатку в банке из-под фасоли жил волосатый тарантул, названный почему-то Фролом. В корзине скреблись два ушастых ежа, по лагерю бегал котенок, а в самом центре на капроновой нитке по кругу ходила большая, очень серьезная черепаха…

Все готово к «отплытию». Нет самого главного. Нет хорошего ветра. Нельзя даже опробовать яхты. Три паруса только чуть вздрагивают, не способные двинуть с места колеса.

Прошел еще один день, и еще. Ветра нет. Остается только вздыхать и искать хоть какое-то занятие. Я ухожу в пустыню фотографировать. Эдуард садится у яхты с дрелью и молотком. Геннадий начинает потрошить сазанов, которых утром привозит нам любопытный глухонемой рыбак. В палатке сонно бренчит гитара. Капитан экспедиции Володя Таланов зачем-то берется перекладывать целлофановые пакеты с едой.

– Гена, это что, молоко?

– Нет. Кажется, это капуста.

Белый порошок в пакете в конце концов оказывается «голубцами ленивыми с вермишелью». Институт консервов снабдил ребят экспериментальной едой, взяв слово, что они будут учитывать съеденное и взвешиваться. В первую неделю сушеная пища разнообразилась аральскими сазанами, все равно экспедиция в общей сложности похудела более чем на пуд.

Вечерами мы собираемся у костра, топливо для которого в виде небольших шариков нам поставляют верблюды. Когда умолкает гитара, слышны пустынные звуки и шорохи. Пески, спавшие днем, пробуждаются, как только солнце опускается в аральскую воду. Отголоски загадочной жизни приходят прямо к костру. Котенок Кешка то и дело выгибает спину горбом и фыркает в темноту. На всякий случай мы надеваем ботинки и одежду потяжелее – вчера у костра поймали черного паука-каракурта, который невидимой капелькой яда может свалить даже верблюда.

Большие теплые звезды висят над пустыней. У горизонта плывет огонек – автомобиль. В море тоже движется огонек – рыбаки на моторном боте возвращаются с лова в Аральск. И в небе красные огоньки – самолет из Ташкента. Налицо все моторные преимущества века. Все движутся. И только мы сидим, как древние моряки, ожидаем попутного ветра.

Пустыня не так безжизненна, как кажется в знойный день. Чуть спала жара – из щелей, из норок выползают тысячи живых тварей. Бежит пустынный ежик…

Звезды. И звуки невидимой жизни. Религиозных людей пустыня располагает к молитве. Был бы бог, в такие ночи наша молитва была бы о ветре.

Ветер!!! Хороший северо-западный ветер! В десять минут свернуты палатки. В багажники на яхтах втаскиваем капроновые бидоны с водой, ящики сушеной еды, спальные мешки. И вот уже Володин парус наполнился ветром. Минутный зевок, и яхта с номером «2» показывает, для чего она создана. Одна, без человека яхта, как лепесток большого цветка, с места быстро понеслась по песчаной косе к барханам. Уверен, что наш капитан никогда в жизни не бегал так быстро. Ему удалось догнать и «взнуздать» яхту. На лице радость – от того, что догнал, и от того, что это трехколесное существо способно бежать.

Вот уже три паруса, как три большие белые ладони, вздрагивают под ветром. Теперь только чуть изменить угол, и, кажется, мы поедем. Поехали!! Мы едем! Чувство этой минуты знакомо разве что парашютисту, когда над головой открывается купол. Говорят, парашютисты в эту минуту поют. Мы тоже заорали от возбуждения. Чуть скрипит алюминиевый хребет длинноносой тележки, шуршит, мнется под шинами песчаная корка, слышно, как монотонно стрекочет в песках какая-то птица. Все пятеро чувствуем себя слегка опьяневшими. Мы с Игорем, на ходу протирая объективы от пыли, убегаем к барханам, чтобы сбоку заснять бегущие по пескам паруса. Необычайно красивы! Сидящий под парусом человек одной рукой крутит баранку, направляя переднее колесо, другая рука на веревке от паруса. Облупленные черные лица ребят счастливы. Правда, скорость могла быть побольше. Но яхты сильно нагружены, и слабоват ветер. Все-таки километров семнадцать-двадцать за час проходим. Идем по ровным плотным пескам, по бородавчатым, покрытым колючками дюнам и потным солончакам. Любая машина в этих местах завязнет. От нас же на топкой, белой от соли земле остаются три легких следа. Идти по качкам, однако, не сладко. Дюраль скрипит угрожающе, яхта местами становится, как норовистая лошадь, того и гляди подвернет ногу и кувыркнется. При всех заботах мы все-таки успеваем увидеть больших ящериц, сидящих, как птицы, на верхушках кустов, видим, как стремительно бегут наперерез парусам коричневые сайгаки и прячутся в норки суслики.