Борис Павленок - Кино. Легенды и быль

Почти накануне выезда к «передовице» я получил от своего ЦК задание исследовать влияние денежной оплаты на производительность труда в колхозе. Поручать это какому-нибудь НИИ было бессмысленно. Во-первых, затянут, а во-вторых, попытаются узнать, какого результата ждет руководство, чтобы потом диссертацию сварганить. Я выехал в Гродно. После присоединения западных областей к Советской Белоруссии коллективизация тут проходила трудно. Забитый и затюканный польским владычеством крестьянин-белорус с радостью принял землю из рук советской власти, но, узнав, что его приглашают в колхоз, встал на дыбы. Кое-кто, прихватив обрез, скрылся в лесу, начали постреливать. Сначала председателей сельсоветов, потом фининспекторов, землемеров, партийный и комсомольский актив. Я и сам однажды, выбив окно в боковушке, куда уложили меня спать, уходил сугробами от заглянувших в деревню литовских «зеленых братьев». Они и их украинские «коллеги» активно лезли в наши разборки. Но, так или иначе, к пятидесятым годам колхозы создали, и многие из них быстро встали на ноги. Надо сказать, что не развращенные коллективной безответственностью здешние крестьяне работали на совесть. Да и партийные органы старались дать новым колхозам хозяйственную самостоятельность, не досаждали командами когда, где и что сеять. Весть о введении денежной оплаты тут встретили с радостью – «за польским часом» злотые редко попадали в руки крестьянину, а тут ежемесячно и приличные суммы. Ради копейки готовы были носом землю рыть. Но парадокс: достигнув определенного уровня, зарплата перестала быть мобилизующей силой. Ларчик открывался просто...

На беседу к заезжему корреспонденту мужики потянулись охотно, тем более, что хозяин добыл из-под пола пару бутылок самопальной «дуроты», я вытащил из портфеля батон «городской» колбасы, и беседа, начавшаяся за столом, продолжилась на завалинке, в табачном тумане. Я не сразу задал интересующий меня вопрос, ожидая, пока развяжутся языки. Крестьянин – человек осторожный, подумает, что неспроста этот городской хлопец заводит разговор про «гроши», может, начальство пакость какую удумало... И все же они сами вывели разговор на нужную дорогу:

– А сколько тых грошей трэба? Усю жизнь горбатишь до кровавых мозолей, и все мало. А теперь глянь: газовая плита у меня в хате есть, телевизор самый новейший, мотоцикл, а если б дороги добрые, то и машину могу купить, одежу правил и себе, и жонцы, и деткам, что еще надо? Я, чем живот надрывать, лучше бутылку куплю, хлопцев позову, да тензор поглядим, языки почешем.... Чем не райская жизнь?

Потолок представлений крестьянина о богатой и красивой жизни был крайне низок. Наиболее дальновидные председатели колхозов заботились о воспитании потребностей. Умница и хитрован, вожак колхоза «Советская Белоруссия» Брестского района Володя Бядуля то выкопает пруд и разведет карпов, а на первую рыбалку пригласит хор имени Пятницкого, то устроит праздник урожая и прямо на поле доставит самолетом гору арбузов, то построит дворец культуры и откроет в нем музыкальную и балетную школу, и чтоб преподавали народные артисты, то группу за группой отправляет отдыхать на Черное море – пусть увидит каждый.

Ученый агроном и экономист Павел Павлович Шиманский вовлек буквально каждого члена колхоза в управление жизнью колхоза, создав целую систему комиссий и групп содействия, охватывающих круг производственных и бытовых забот, проблем образования и воспитания детей, внедрения культуры в домашний обиход.

Кирилл Орловский, человек-легенда. Чекист, укравший из-под носа китайской контрразведки резидента и вывезшего его в Советский Союз в тюке ваты, отважный командир в Испании, вожак специального отряда в тылу у немцев в годы Великой Отечественной, потерявший кисти обеих рук, но пренебрегший жизнью пенсионера, он решил наладить жизнь в родных Мышковичах Кировского района. Оставил семью и квартиру в Москве и, будучи почти беспомощным в быту, прикатил в разбитые Мышковичи на грузовике, который выпросил у Сталина.

– Я сделаю наш колхоз самым богатым в Белоруссии. Но запомните: каждый из вас в равном со мною ответе.

Бездельникам и ворам в Мышковичах делать нечего. Если кто рассчитывает на легкую жизнь, уходите сразу.

Как уж он обходился в одиночку, знает только Бог, потому, что намотать портянки и натянуть сапоги для него было подвигом, но ровно в 6 утра начинал планерку, и попробуй опоздай – десятому закажешь. День на ногах. Успевал бывать везде, в каждом углу. Лодырю мог и в морду култышкой ткнуть. Успевал обсмотреть все и на станции побывать, выхватить, пока иные спали, вагон минеральных удобрений и не позднее, чем за сутки, завезти на колхозный двор и укутать, чтоб дождями не размыло. Соседи мчатся к начальству:

– Опять Орловский ограбил!

– А вы спите побольше.

А Орловский уже пылит на своем «ЗИСе» в Кричев добыть цемент для стройки, а попутно заскочить на пару кирпичных заводов. В 6 утра опять на планерке, требует отчета за вчерашний день, выдает наряд на очередные работы. Стон стоял в Мышковичах – продыху не дает, а он всякую хулу мимо ушей пропускал и продолжал гнуть свое. И все видел, все знал. Заехал однажды сельский почтальон на посев льна. Орловский завел его на курган, вызвал сторожа с ружьем и двух баб с лопатами:

– Ройте яму метр на два, – и сам очертил границы.– А ты, гад, становись на край, расстреливать тебя будем за потраву колхозного добра...

Довел инсценировку до того, что почтальон уделался и махнул не домой, а в райцентр, за двадцать пять верст...

Варварство? Да. Но менее чем за полтора десятка летя колхоз стал миллионером, закрома во дворах колхозников ломились от добра. Отстроил деревню, вымостил дорогу до райцентра и деревенскую улицу, построил клуб, школу-десятилетку. Не хватило денег – снял с книжки все свои сбережения – 200 тысяч – и вложил в школу. Платил стипендии студентам, готовя резерв кадров. Не привыкшие к дисциплине колхозники стонали, проклинали «клешнятого», но из деревни никто не уходил. А когда умер, оплакивали всем миром.

– Как же мы без него теперь?..

В тяжелом труде восстановления богатства деревни выживали сильные, только личность, характер независимый и мощный мог устоять против административного нажима. не лень указывали председателю где, что, когда и где. Планирование производства велось сверху, независимо от природных условий. Сказано: сей кукурузу – будешь начальства в чести. Однажды Никита Сергеевич заехал хозяйство Шиманского, глянул серьезным оком на поле и взъярился: почему до сих пор на этом поле кукурузу не высеяли? Шиманский поднял комочек земли, размял в пальцах и ответил:

– Тут, в низинке, земля добрая, но еще не созрела, прогреется с недельку и засеем.