Юрий Селезнев - Достоевский

Это мнение в свое время послужило одним из главнейших аргументов декабристов в пользу необходимости свержения монархии «немца» Александра I (вспомним хотя бы такую агитационную песню: «Царь наш — немец прусский, носит мундир узкий...»); эти же настроения вполне разделял и революционный демократ Герцен: «В немецких офицерах и чиновниках правительство русское находит именно то, что ему нужно: правильность и бесстрастность машины, прибавьте полное равнодушие к участи управляемых, глубочайшее презрение к народу, полное незнание национального характера — и вы поймете, почему народ ненавидит немцев и почему наше правительство так любит их» («О развитии революционных идей в России»).

В это время большинству, в том числе и Достоевскому, был известен лишь этот вариант.

«Крепостное право — это иго, едва ли менее жестокое, нежели татаро-монгольское, было уделом только русского человека: каждый дворянин, кто бы он ни был по своей национальности — англичанин, француз, немец, итальянец, так же как татарин, армянин, индеец, может иметь крепостных при исключительном условии, чтобы они были русскими. Если бы какой-нибудь американец прибыл в Россию негром-рабом, то, ступив на русскую почву, невольник станет свободным. Таким образом, рабство является привилегией лишь русских людей». Эти строки из письма декабриста Николая Тургенева, заочно приговоренного к смертной казни, в значительной мере отражают общую революционно-патриотическую настроенность декабристов в целом.

Поучительна дальнейшая его судьба. Один из случайно арестованных и потом выпущенных из крепости, учитель истории Белецкий, рассказывал, что однажды «встретил Антонелли на Адмиралтейском бульваре и, будучи им приветствован как знакомый, по своему горячему характеру... ударил его и указал на него прохожим как на доносчика, за что и был вновь арестован и сослан на житье в Вологду».

С. Тхоржевский в книге «Жизнь и раздумья Александра Пальма» писал: «В сентябре военный министр князь Чернышев направил графу Перовскому послание с пометой «весьма секретно»: «Государь император по представлению вашего сиятельства... всемилостивейше соизволил повелеть:

...Чиновника Антонелли произвести в следующий чин и выдать ему при этом в единовременное пособие негласным образом тысячу пятьсот рублей серебром, но с тем, чтобы сии награды даны были этому чиновнику под другим благовидным предлогом, отнюдь не упоминая о секретном деле, которое было поводом настоящего представления вашего сиятельства». Липранди попросил директора департамента, где служил Антонелли, предоставить этому молодому человеку место помощника столоначальника. Но в департаменте ни один из столоначальников не изъявил согласия принять Антонелли в свой «стол». Граф Орлов доносил в докладе царю, что Антонелли «сделался жертвою своего усердия... лишился прежних своих доходов...», обретя славу шпиона. В конце концов Антонелли вынужден был уехать в Ковно, где, вероятно, еще не знали о его способностях.

«Дубельт умнее всех трех отделений... Исхудалое лицо его, оттененное длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил», — писал о нем Герцен в «Былом и думах».

В результате вышел рассказ, опубликованный через восемь лет под названием «Маленький герой».

Киргизами в то время неправильно называли народы нынешнего Казахстана.

Достоевский имеет в виду и восемь месяцев заключения в Петропавловке.

Так подписывал свои первые произведения Л. Н. Толстой.

Мухтар Ауззов писал: «Достоевский советует Чокану выступить с «просвещенным ходатайством» за свой народ... В этих заботливых думах Достоевского о Степи, о долге первого просвещенного сына этой Степи, сказалась светлая, благородная роль передовой русской интеллигенции в судьбе народов России... Нам бесконечно дорого сознавать, что великий русский писатель Ф. М. Достоевский говорил о своих думах и чаяниях с лучшими представителями казахского народа, что он мыслил будущее этого народа связанным с русским народом».

Именно эту сущность реформы особо подчеркивал В. И. Ленин: «Крестьянская реформа, — писал он, — была проводимой крепостниками буржуазной реформой. Это был шаг по пути превращения России в буржуазную монархию. Содержание крепостной реформы было буржуазное... И после 61-го года развитие капитализма в России пошло с такой быстротой, что в несколько десятилетий совершились превращения, занявшие в некоторых странах Европы целые века» (Соч., изд. 4-е, т. 17, с. 93—101).

И на эту сторону результатов реформы В. И. Ленин обращал особое внимание: «Содержание крестьянской реформы было буржуазным, — продолжим только что цитированную мысль В. И. Ленина, — и это содержание выступало наружу тем сильнее, чем меньше урезывались крестьянские земли, чем полнее отделялись они от помещичьих, чем ниже был размер дани крепостникам (т. е. «выкупа»), чем свободнее от влияния и от давления устраивались крестьяне... Поскольку он (крестьянин. — Ю. С. )становился под власть денег, попадал в условия товарного производства, оказывался в зависимости от нарождавшегося капитала».

М. А. Антонович, как отмечают советские исследователи, действительно вульгаризировал материалистические воззрения Чернышевского, исповедуя «физиологический материализм» Бюхнера и Молешотта.

Как показало время, успех этот не был случайным или быстротечным. Так, например, Герцен в 1864 году писал: «...эта эпоха оставила нам одну страшную книгу... которая всегда будет красоваться над выходом из мрачного царствования Николая, как надпись Данте над входом в ад: это «Мертвый дом» Достоевского, страшное повествование, автор которого, вероятно, и сам не подозревал, что, рисуя своей закованной рукой образы сотоварищей-каторжников, он создал из описания нравов одной сибирской тюрьмы фрески в духе «Буонаротти». Лев Толстой в 1880 году: «...читал «Мертвый дом». Я много забыл, перечитал и не знаю лучше книги изо всей новой литературы...»; В. И. Ленин говорил В. Бонч-Бруевичу: «Записки из мертвого дома» являются непревзойденным произведением русской и мировой литературы, так замечательно отобразившим не только каторгу, но и «Мертвый дом», в котором жил русский народ при царях из дома Романовых».

Н. А. Тучкова-Огарева писала о П. В. Павлове: «Это была умная, даровитая личность, но, вероятно, надломленная... в разговоре он производил тяжелое впечатление психически больного».