Юрий Селезнев - Достоевский

В 1872 году швейцарские власти выдали Нечаева царскому правительству, и он был приговорен к каторжным работам на 20 лет. Во время пребывания в Петропавловской крепости он сумел привлечь на свою сторону охрану и уже подготовил новый побег, который, однако, ему все же не удалось совершить. Умер в 1882 году.

А. Герцен, Г. Лопатин, Н. Михайловский, В. Засулич и многие другие представители революционного движения в России осудили нечаевщину.

К. Маркс и Ф. Энгельс осудили «инквизиторские приемы», «апологию политического убийства» Бакунина — Нечаева, определив их программу как «прекрасный образчик казарменного коммунизма» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 18, с. 412, 414).

Нужно сказать, что и Бакунин даже засомневался: не шпион ли Нечаев? «Нечаев... либо русский агент-провокатор, либо, во всяком случае, действовал как таковой», — писал и Энгельс (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 33, с. 332).

Конечно, Ф. М. Достоевский догадывался, да и немало тому получал свидетельства уже и при жизни, что пользуется у многих своих великих современников любовью и почтением. И все-таки нетрудно представить, сколько бы душевных сил прибавилось у него, знай он хоть чуть более о том, как воспринимаются плоды его труда. «В жизни нашей, то есть моей и жены, — писал, например, тот же П. М. Третьяков И. Н. Крамскому в ответ на его восторженный отзыв о писателе, — Достоевский имел важное значение. Я лично так благоговейно чтил его, так поклонялся ему, что даже из-за этих чувств все откладывал личное знакомство с ним, хотя повод к тому имел в 1872 году. Это, помимо великого писателя, был глубоко русский человек, пламенно чтивший свое отечество, несмотря на все его язвы. Это был не только апостол, как верно Вы его назвали, это был пророк, это был всему доброму учитель, это была наша общественная совесть...»

Это был, по его собственному признанию, молодой Г. В. Плеханов.

Эта горькая запись, относящаяся не столько лично к Н. И. Страхову, сколько к типу литератора, продающего идеал за «пироги жизни», в конце концов дорого обошлась самому Достоевскому: разбирая после смерти писателя его бумаги, Страхов наткнулся и на эту его «минутную» характеристику. И тут же вслед пишет письмо к Л. Н. Толстому (прямой расчет: после смерти адресата его письмо наверняка станет предметом общественной гласности). Страхов здесь не только отрекается от того доброго, что он только что напечатал о Достоевском, но и говорит о своем друге совершенно противоположное, почти буквально перенося на Достоевского ту характеристику, которую прочитал о себе в этой записи, но расширив и «разработав» подробности...

Анна Григорьевна уже после смерти Достоевского познакомилась и подружилась с Л. Н. Толстым. Однажды она рассказала ему об этом случае и о том, как Федор Михайлович страдал от того, что незнаком с ним и не может с ним поговорить.

«— Неужели? И ваш муж был на той лекции? — воскликнул Толстой. — Зачем же Николай Николаевич мне об этом не сказал? Как мне жаль! Достоевский был для меня дорогой человек и, может быть, единственный, которого я мог бы спросить о многом и который бы мне на многое мог ответить» — так передает ответ Толстого в своих воспоминаниях А. Г. Достоевская.

Речь идет о теориях утопического социализма. С идеями научного социализма Достоевский, по существу, не был знаком, те же отдельные труды, которые он знал, и те, о которых слышал по пересказам друзей, он рассматривал сквозь призму все того же социализма утопического. Что касается таких «болезней» (по определению К. Маркса) развития социалистической теории и практики, как анархизм, терроризм и т. д., то их Достоевский, как о том наглядно свидетельствует и его роман «Бесы», вообще отделял от социализма.

Сейчас — Колонный зал Дома союзов.

«...и вам, дай бог, от его нездорового и подавляющего влияния поскорее освободиться», — уговаривал К. Н. Леонтьев близкого ему по духу и мысли писателя и публициста В. В. Розанова, который действительно обожал Ф. М. Достоевского, разыскал стареющую Аполлинарию Суслову и, будучи более чем на двадцать лет моложе ее, женился на ней еще при жизни Федора Михайловича (в 1880 году). Но наиболее резкие отзывы о «Братьях Карамазовых» появились в печати уже после смерти Ф. М. Достоевского: статья «Жестокий талант», принадлежащая перу Н. Михайловского, «Мистико-аскетический роман» — М. Антоновича и др.

«Братья Карамазовы» сделались настольной книгой Л. Н. Толстого, и, даже уходя из Ясной Поляны «в мир», оставив все и навсегда, он берет с собой в свой последний путь Библию и «Братьев Карамазовых»...