Николай Гуданец - Загадка Пушкина

А общественное мнение, как часто случается, безбожно путало моральную ответственность с юридической. «Все чрезвычайно удивлены, что знаменитый Пушкин, который всегда был известен своим образом мыслей, не привлечен к делу заговорщиков», — рапортовал главе тайной полиции фон Фоку агент И. Локателли в июне 1826 г. 68.

Другой тайный агент, поэт и драматург С. И. Висковатов, в феврале 1826 г. доносил следующее: «Прибывшие на сих днях из Псковской губернии достойные вероятия особы удостоверяют, что известный по вольнодумным, вредным и развратным стихотворениям титулярный советник Александр Пушкин, по высочайшему в бозе почившего императора Александра Павловича повелению определенный к надзору местного начальства в имении матери его, состоящем Псковской губернии в Опочецком уезде, и ныне при буйном и развратном поведении открыто проповедует безбожие и неповиновение властям и по получении горестнейшего для всей России известия о кончине государя императора Александра Павловича, он, Пушкин, изрыгнул следующие адские слова: „Наконец не стало Тирана, да и оставший род его недолго в живых останется!!“» 69.

Доносчик Висковатов мыслил широко, удостоив неблагонадежного поэта пророческой оценки: «Мысли и дух Пушкина бессмертны; его не станет в сем мире, но дух, им поселенный, на всегда останется, и последствия мыслей его непременно поздно или рано произведут желаемое действие» 70.

О даровании Пушкина Николай I прослышал, еще будучи великим князем. «Прочел ли ты „Руслана и Людмилу“? Автор служит по Коллегии иностранных дел, — это бездельник, одаренный крупным талантом», — некогда сказал брату Александр I 71. С тех пор « бездельник » снискал горячую любовь читающей публики, широчайшую известность и, соответственно, обзавелся колоссальным влиянием на умы просвещенных россиян.

Декабрист бар. В. И. Штейнгель в смелом письме царю из тюрьмы объяснял, что искоренить свободолюбие уже невозможно. «Кто из молодых людей, несколько образованных, не читал и не увлекался сочинениями Пушкина, дышащими свободою?», — восклицал он 72.

Впридачу к императорской короне Николай I унаследовал от покойного брата целый воз тяжелых проблем, а к ним присовокупился довесок, томящаяся в ссылке литературная знаменитость. Кроме того, опальный поэт в июне подал на высочайшее имя официальное прошение о помиловании, присовокупив справку от инспектора Псковской врачебной управы о плачевном состоянии своего здоровья (см. XIII, 283–284). В те же дни мать поэта Н. О. Пушкина обратилась к царю с письменной просьбой о помиловании сына, который «третий год живет в деревне, страдая аневризмом, без всякой помощи, — но что ныне, сознавая ошибки свои, он желает загладить оные, а она, как мать, просит обратить внимание на сына ее, даровав ему прощение» 73.

Итак, надлежало принять меры. Но какие? «Николай I не мог не сознавать, что борьба с вредоносностью художественного слова Пушкина, с этим блестящим, обильным источником вольномыслия, не могла укладываться в рамки расправ следственной комиссии и требовала иных средств», — разъясняет П. Е. Щеголев 74.

Между тем, вне всякой связи с прошениями Пушкина и его матери, 19 июля 1826 года из Петербурга в Псковскую губернию отправился чиновник для особых поручений Коллегии иностранных дел, коллежский советник А. К. Бошняк, опытный полицейский провокатор, ранее сумевший внедриться в Южное общество декабристов и затем оказавший ценные услуги следствию над бунтовщиками. Будучи ботаником-любителем, он изображал странствующего с научной целью натуралиста, но на самом деле его послали для «обстоятельного исследования поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к возбуждению вольности крестьян» 75.

Законспирированного штатского агента сопровождал фельдъегерь Василий Блинков, лицо, правомочное произвести арест и снабженное «по высочайшему повелению Государя Императора» открытым листом № 1273 «для взятия и доставления по назначению, в случае надобности при опечатании и забрании бумаг, одного чиновника, в Псковской губернии находящегося, о коем имеет объявить при самом его арестовании» 76. Анонимный ордер на арест подписал военный министр Татищев, он же бывший председатель следственной комиссии по делу декабристов, а 1 августа вернувшийся в Москву А. К. Бошняк вернул открытый лист в канцелярию как «оставшийся без употребления» 77.

О непосредственных причинах столь важной и секретной операции пушкинистам приходится гадать по сей день. Впрочем, в архиве III Отделения сохранились черновые заметки А. К. Бошняка, опубликованные в 1918 г. А. А. Шиловым. В них тайный агент поминает отставного генерал-майора П. С. Пущина, «от которого вышли все слухи, сделавшиеся причиной моего отправления» 78. По такому случаю Н. Я. Эйдельман счел возможным умозаключить: «как видно из рапорта Бошняка, П. С. Пущин упомянул о Пушкине как вольнодумце» 79.

Однако вольнодумство Пушкина давным-давно ни для кого не было ни секретом, ни поводом для переполоха. Тем не менее, выданный фельдъегерю ордер на арест свидетельствует о наихудших подозрениях и серьезных намерениях властей.

Оставив Блинкова дожидаться результатов на станции Бежаницы, полицейский «ботаник» с 20 по 24 июля колесит по Псковской губернии, расспрашивая ее обитателей о поведении Пушкина. Разумеется, он наведался к бывшему мастеру масонской ложи «Овидий» П. С. Пущину, из-за чьих неосторожных речей и разгорелся конспирологический сыр-бор.

Вот что удалось разузнать тайному агенту: «Пробыв целый день в селе Жадрицах у отс. генерал-майора П. С. Пущина, в общих разговорах узнал я, что иногда видали Пушкина в русской рубашке и в широкополой соломенной шляпе; что Пушкин дружески обходился с крестьянами и брал за руку знакомых, здороваясь с ними; что иногда ездил верхом и, достигнув цели путешествия, приказывает человеку своему отпустить лошадь одну, говоря, что всякое животное имеет право на свободу» 80.

Как видим, тут сажать в кутузку не за что.

При внимательном ознакомлении с черновым отчетом достаточно легко понять, на чем делал акценты в расспросах Бошняк, и, соответственно, догадаться, что именно донесли властям шпики со слов отставного генерала. Сведения о прогулках Пушкина по ярмарке Святогорского Успенского монастыря в «русской рубашке и в соломенной шляпе» агенту подтвердили также хозяин гостиницы в Новоржеве Д. С. Катосов и настоятель Святогорского монастыря, игумен Иона. А вот крестьянин И. Н. Столарев из монастырской слободы сообщил, что всегда видел Пушкина «в сюртуке и иногда, в жары, без косынки» 81.

Именно упоминания об одежде ссыльного поэта проходят рефреном в черновых заметках Бошняка. Значит, опытного агента отрядили в поездку с фельдъегерем и ордером из-за доноса лишь о том, что поднадзорный Пушкин гулял по многолюдной ярмарке переодетым, в простонародном костюме. Только и всего.