Томас Пейн - Права человека

Когда я говорю о врожденном достоинстве человека, когда я пекусь (ибо природа была не столь добра ко мне, чтобы притупить мои чувства) о его чести и счастье, меня приводят в гнев попытки управлять человечеством посредством силы и хитрости, словно все оно состоит из мошенников и глупцов, и мне трудно не презирать тех, кто позволяет себя обманывать подобным образом.

Нам предстоит теперь рассмотреть правительства, которые возникают из недр общества в противоположность и в отличие от тех, что являются плодом суеверия и завоевания.

Утверждение, что правительство есть результат договора между управляющими и управляемыми, считалось важным шагом к установлению принципов свободы; но это неверно, ибо это означает поставить следствие раньше причины: ведь, поскольку до возникновения правительств должен был существовать человек, значит было обязательно такое время, когда никаких правительств не было и в помине и, стало быть, не могли существовать и правители, с которыми заключался этот договор.

Поэтому имеются все основания предположить, что сами индивиды, каждый в соответствии со своим личным и суверенным правом, вступили в договор друг с другом для образования правительства; и это единственный способ, каким имеют право создаваться правительства, и единственная основа, на которой они вправе существовать.

Чтобы получить ясное представление о том, что такое правительство или каким оно должно быть, необходимо вернуться к его истокам. При этом мы без труда обнаружим, что правительства либо возникают из народа, либо утверждаются над народом. Мистер Берк не провел этого различия.

Он никогда не вникает в происхождение вещей и потому все путает; однако же он сообщил о своем намерении провести когда-нибудь в будущем сравнение между конституциями Англии и Франции.

Поскольку он таким образом делает это сравнение предметом спора, бросая перчатку, я ловлю его на слове. Великие истины рождаются в великих спорах, и я принимаю вызов тем охотнее, что он предоставляет мне в то же время возможность развить тему о правительствах, возникающих из недр общества.

Но прежде всего необходимо определить, что разумеется под конституцией. Недостаточно употреблять это слово; нужно также вложить в него определенный смысл.

Конституция это не одно название, а реальная вещь, она существует не только в воображении, но и в действительности, и там, где ее нельзя показать в видимой форме, там ее нет. Конституция есть вещь, предшествующая государству; государство — это всего лишь детище конституции. Конституция некой страны есть акт не правительства, а народа, создающего его (правительство).

Это свод положений, на который можно ссылаться, цитируя статью за статьей. На его принципах должны зиждиться государственная власть, характер ее структуры и полномочий; способ избрания и продолжительность существования парламентов или других подобных органов, как бы их ни называли; полномочия, которыми будет облечена исполнительная власть в государстве, — словом все, что касается полной организации гражданского управления и принципов, которые лягут в основу ее действий и коими она будет связана.

Поэтому по отношению к государственной власти конституция играет ту же роль, какую выполняют по отношению к суду законы, издаваемые впоследствии этой же государственной властью. Суд не принимает законов и не может изменять их; он лишь действует в согласии с уже принятыми законами, и правительство аналогичным образом управляется конституцией.

Итак, может ли мистер Берк показать нам английскую конституцию? Если он этого не может, у нас имеются все основания заключить, что хотя о ней очень много говорится, на поверку никакой конституции нет и не было и, следовательно, народу еще предстоит ее выработать. Я полагаю, мистер Берк не станет опровергать уже выдвинутое мною положение, а именно, что правительства либо возникают из народа, либо утверждаются над народом. Английское правительство — одно из тех, которые возникли из завоевания, а не из общества, и, следовательно, оно утвердилось над народом; и хотя силой обстоятельств оно претерпело немало изменений со времен Вильгельма Завоевателя, однако страна так и не возродилась и потому лишена конституции.

Я прекрасно понимаю, почему мистер Берк не пожелал провести сравнение между английской и французской конституциями: ведь приступая к выполнению своей задачи, он не мог не видеть, что на его стороне нет никакой конституции. Его книга достаточно обширна, чтобы вместить все, что он мог бы сказать по этому поводу, и это лучше всего позволило бы читателю судить о достоинствах обеих конституций.

Почему же, в таком случае, он умолчал о единственном, о чем стоило бы написать? Это было бы его сильнейшей позицией, будь преимущества на его стороне, но слабейшей, если бы дело обстояло не так, — и его отказ занять эту позицию говорит о том, что он либо не мог овладеть ею, либо не сумел сохранить. В речи, произнесенной зимой прошлого года в парламенте, мистер Берк, сказал, что когда Национальное собрание заседало по сословиям (Tiers état (третье сословие), духовенство и дворянство), Франция имела хорошую конституцию. Наряду с множеством других примеров, это доказывает, что мистер Берк не понимает, что такое конституция. Собравшиеся таким образом люди были не конституцией, а собранием, или конвентом, созванным, чтобы создать конституцию.

Нынешнее Национальное собрание Франции представляет собой, строго говоря, лично-общественный договор. Члены его — это делегаты нации в ее первоначальном виде; будущие собрания объединят делегатов нации в ее организованном виде.

Авторитет нынешнего собрания отличен от авторитета будущих собраний. Нынешнее уполномочено создать конституцию; будущие собрания должны будут принимать законы в соответствии с принципами и формами, предписываемыми конституцией; если же опыт выявит впоследствии необходимость изменений, поправок или дополнений, то конституция укажет способ, каким осуществить все это, а не предоставит это на усмотрение будущего правительства.

Правительство, созданное на тех началах, на которых зиждутся конституционные правительства, возникающие из общества, не вправе менять свою собственную структуру. Если бы оно имело такое право, оно было бы самодержавным. Оно могло бы сделать из себя что угодно — и всюду, где утвердилось такое право, оно указывает на отсутствие конституции.

Акт, в силу которого английский парламент уполномочил самого себя заседать в течение семи лет, показывает, что в Англии нет конституции. Он мог бы с тем же успехом разрешить себе заседать любое количество лет или пожизненно. На том же ошибочном принципе был основан и билль о преобразовании парламента, внесенный несколько лет назад теперешним мистером Питтом.