Джон Рескин - Прогулки по Флоренции

121. Площадь перед собором Парижской Богоматери была так же превращена в стоянку экипажей, когда в 1872 году я видел ее в последний раз {86}. В настоящее время в пятидесяти шагах от того места, где я пишу, находится ораторий Святого Духа, используемый как табачный склад; одним словом, по всей Европе скотство Калибана и пьяный разгул шатающегося сатира врывается в каждый некогда заветный уголок, где раньше царили благоденствие и поклонение чудодейственной силе красоты.

Мутный поток непристойности, заливающий купол и башню стигийскими водами грешных мыслей, – ничего священного не осталось в тех местах, где прежде не было ничего мирского.

Этому учит, при вашей способности воспринимать, и башня Джотто, как и все христианское искусство того времени. Наряду с изложением евангельских событий, целью этого искусства (часто в данном случае проникнутой страстным желанием) было показать силу Евангелия. Историю Христа в надлежащем месте – да, историю всего, что Он сделал, и того, как Он умер, изображали на главном месте, но потом и, как я сказал, часто с более вдохновенной фантазией представляли Его присутствие при даровании плодов и Его руководство трудом в течение года. И солнце, и дождь, и продолжительность дня и ночи даруются Его рукой; все радости и огорчения, и сила, и тяжесть работы, и прекращение ее происходят под Его взглядом и во славу Его. Обычные сезонные занятия, домашние обязанности крестьян, самые скромные навыки ремесленников всегда бывают запечатлены на камнях Церкви как первое и истинное условие покорности и самоотвержения.

122. Среди этих изображений человеческого искусства, созданных под небесным водительством, серия барельефов в основании башни Джотто, несомненно, должна занимать главное место в Европе {87}. Сначала вы, возможно, будете удивлены мелкомасштабностью барельефов относительно камня, на котором помещен каждый из них; но эта мелкомасштабность позволила создателям башни выполнить их собственными руками {88}; кроме того, в прекраснейших произведениях архитектуры самый красивый декор всегда решен как ювелирное украшение и окружен пустым пространством – подобно драгоценным камням в короне или пряжке пояса. Вообще, великому мастеру невозможно вырезать самому весь находящийся на виду декор; более того, он терпит неудачу даже в композиции, если барельеф становится чем-то вроде инкрустации или его выполнение требует обработки больших масс камня. Если же он не делает этого, то терпит неудачу зритель. Изучение перегруженной скульптуры Чертозы в Павии займет у вас целый длинный летний день, и, усталые, в последний час вы почувствуете пустоту в душе. Но рассмотрите однажды терпеливо и последовательно эти ювелирные вкрапления Джотто, и работа в течение часа создаст впечатление на всю вашу жизнь. Насколько возможно, изучите их на месте, но, чтобы узнать их досконально, вам нужно иметь фотографии; приглушенный цвет старого мрамора, к счастью, смягчает освещенность, благодаря чему на фотографии получаются менее резкие тени, чем это обыкновенно бывает при фотографировании скульптуры, и найдется очень мало произведений искусства, которые можно было бы так хорошо исследовать дома, далеко от места.

123. Начнем с западной стороны. На западной, южной и северной сторонах – по семь скульптур, и шесть – на восточной, включая агнца над входной дверью башни, который делит всю серию на две группы – из восемнадцати и восьми барельефов. Сам он, находясь между ними, служит вступлением к следующим за ним восьми сценам; можно считать, что он является первым в этой заключительной группе: таким образом, все двадцать семь скульптур делятся на две части – из восемнадцати и девяти композиций.

Вот перечисление групп на западной, южной, восточной и северной сторонах:

З Ю В С

7 + 7 + 6 + 7 = 27 или

З Ю В

7 + 7 + 4= 18 и

В С

2 + 7 = 9.

Существует особая причина для такого деления на девять, но ради последовательности я перечислю их все, с № 1 по № 27, по порядку. И, если только у вас хватит терпения, я хотел бы два раза обойти с вами башню, сначала отмечая главный смысл и связь сюжетов, а затем, на обратном пути, исследуя технические приемы каждого из них и те мелкие особенности, на которые при первом обзоре лучше не обращать внимания.

124. 1) Итак, серия начинается на западной стене «Сотворением человека». Это не начало книги Бытия, а лишь утверждение, что Бог создал нас, вдохнул в нас жизнь и продолжает вдыхать в наши ноздри дыхание жизни.

Джотто призывает нас видеть в этом начало всякого знания и всякой силы {89}. Он призывает вас верить в это, как в то, что сам знает.

Он не говорит ничего, кроме того, что знает сам.

2) В то время как Джованни Пизано и его собратья-скульпторы буквально воспроизвели извлечение ребра из груди Адама, Джотто просто создает мифическое воплощение истины, которую знает: «…и будут два одной плотью…» [Мк. 10:8].

3) И хотя все богословы и поэты его времени ждали, если не требовали, чтобы следующим его утверждением после «Сотворения человека» было «Грехопадение», он ничего подобного не утверждает. Он ничего не знает о том, каким был человек. Каков он сам, он знает лучше, чем кто-либо в ту эпоху, и говорит нам об этом. Следующий барельеф изображает Еву за пряжей и Адама, разбивающего землю в комья. Не вскапывающего ее: вскапывать можно только уже обработанную землю. Первозданную землю надо разбивать.

Они не одеты в звериные шкуры. К чему было бы прясть Еве, если бы она не умела ткать? Каждый из них облачен в простой кусок ткани. У Адама он завязан узлом сзади, у Евы закреплен на шее примитивной брошью.

Над ними раскинулись дуб и яблоня. Медвежонок пробует вскарабкаться на яблоню.

Смысл этого мифа, как я понимаю, заключается в том, что и мужчина, и женщина – оба должны добывать свой хлеб трудом. Что первый долг мужчины – кормить семью, а женщины – одевать ее. Что деревья даны нам для силы и наслаждения и что дикие звери должны делить свою участь с нами {90}.

125. 4) Четвертая скульптура, центральная в ряду на западной стене, изображает пастушескую жизнь номадов.

Иавал, прародитель всех тех, кто живет в шатрах и разводит скот, приподнимает завесу шатра, чтобы взглянуть на свое стадо. Собака стережет его.

5) Иувал, прародитель всех тех, кто имеет дело с арфой и органом.

Я хочу сказать, играет на струнных и духовых инструментах – лире и свирели. Это первое искусство (в Иудее и Греции) пастуха Давида и пастуха Аполлона.

Джотто снабдил его длинной прямой трубой, которую впоследствии часто воспроизводили Лука делла Роббиа и Донателло. Она, мне кажется, сделана из дерева, как современный длинный швейцарский рог, и состоит из двух труб – короткой и длинной, соединенных вместе.