Евгений Жаринов - Фэнтези и детектив — жанры современной англо-американской беллетристики

Он одним ударом захлопнул за собой дверь, а затем с размаху ударил Денниса об нее. Дениис начал по-настоящему трусить.

— Тебе преподать урок хорошего тона?

— Пусти! Ты порвал рубаху. Ты…

Хал еще раз ударил Денниса об дверь

— Да. Тебя действительно надо кой-чему поучить. Это в школе тебя научили так разговаривать с отцом или в курилке в туалете?

— Я никогда не пойду в эту сраную школу, если ты не оставишь меня в покое, выпалил он от бессилия.

Хал снова ударил Денниса о дверь

— Нет, все-таки урок тебе необходим. Ты хочешь быть взрослым? Так добро пожаловать в этот мир! Задница у тебя прикрыта, носить есть что, ты жрешь до отвала. Теде уже двенадцать. Ты хочешь зарабатывать это все сам? Пожалуйста, я не против, но я не желаю, чтобы ты обращался со мной как… — Он отчетливо каждую фразу, подтягивая Денниса все ближе и ближе к себе до тех пор, пока они не очутились почти нос к носу, а потом снова ударил его о дверь. Деннис не на шутку испугался — отец не бил его с тех пор, как они переехали в Техас. От отчаяния и злобы Деннис начал плакать навзрыд, Юкак совсем маленький ребенок.

— Ну, давай, давай, избей меня! — кричал он. его лицо исказилось, стало бледным.

— Давай! Избей меня, если хочешь. Ты, ты ненавидишь меня!

— Хал стоял, обескураженный таким неожиданным ответом сына.

— Я, я… люблю тебя, Деннис. Но я твой отец, и ты должен хотя бы чуть-чуть уважать меня, пойми…

Деннис опять попытался вырваться из рук отца. Хал притянул Денниса к себе и крепко обнял его. Деннис сначала сопротивлялся, а потом, обессиленный, прильнул лицом к отцовской груди и заплакал.

Терри начала барабанить в дверь изо всех сил.

— Прекрати, прекрати, Хал! Ты убьешь его, — кричала она.

— Да не убью, не убью я его. Оставь нас в покое. Мы в порядке.

— Все в порядке, мам, — крикнул сквозь слезы Деннис, прижавшись еще крепче к груди Хала.

Хал почувствовал, что Терри никак не может успокоиться, но она все-таки отошла от двери. Отец снова взглянул на сына.

— Прости, — через силу буркнул Деннис.

— О`кей. Примем это в качестве извинений, ладно? Я подожду еще два-три дня, а потом обыщу все твои ящики. Если там что-нибудь есть, лучше убери, чтобы я этого не видел. Договорились?

Деннис потупил взор, и видно было, что ему есть что спрятать от отца. Он вытер губы тыльной стороной руки.

— Я могу идти? — и Халу показалось, что в его тоне вновь проскользнула ирония.

— Иди.

А внутренний голос как бы шептал Халу: «Пойди с ним на рыбалку. Помнишь, как это было у вас с дядей Вилли? Пойди. Попробуй, сойдись с ним.»

Он сел на кровать в опустевшей комнате и посмотрел на обезьянку. «Ты никогда не вернешь себе сына, Хал, — казалось говорила она. — Имей в виду, я снова вступила в игру, и ты сам знал, что рано или поздно это должно произойти.»

Этой ночью Хал стоял в ванной комнате и чистил зубы. Воспоминания опять нахлынули на него. Как могло случиться, что она вновь оказалась в той же самой коробке?

Зубная щетка пошла вверх и поранили десну. Он сморщился от неожиданной боли.

Ему было тогда четыре, Биллу — шесть, когда впервые он увидел обезьянку. Их исчезнувший папаша купил дом в Хартворде перед тем, как ему суждено было пропасть в пучине морской или где-то там еще. Мать работала секретаршей на заводе, где делали вертолеты. Приходилось каждый раз нанимать сиделок. Билл уже, правда, пошел к тому времени в первый класс, и сиделкам приходилось присматривать только за Халом. Ни одна из нянек не задерживалась особенно долго на этой должности. Они либо становились беременными и выскакивали замуж за своих дружков, либо подыскивали работу посолиднее. Или того хуже: миссис Шелбурн вдруг обнаруживала, что в бутылочке бренди, которую она держала для всяких там оказий, уже кто-то притрагивался. Но Хал-то больше всего не любил сиделок, которые только и думали о том, чтобы поесть и поспать. Они даже не читали ему интересных книжек, как это делала ему мама.

В ту памятную зиму сиделкой в доме Шелбурнов нанялась огромная, как сама мать-земля, негритянка. Ее звали Бэла. Бывало, приласкает Хала так, что, кажется, добрей няньки не сыщешь, а потом куда-нибудь как ущипнет… И все-таки Халу нравилась Бэла. Она читала ему выдержки из сенсационных сообщений, а также отрывки из детективных рассказов, где были такие замечательные фразы: «Смерть подкралась к рыжему распутнику незаметно…» Голос Бэлы в эти минуты звучал зловеще в убаюкивающей тишине гостиной. Хал завороженно рассматривал картинки, а Бела тем временем уплетала одну банку сливок за другой, и чем страшнее была история, тем больше был аппетит у Бэлы.

Как знать, если бы ему Бэла не нравилась больше, чем все другие сиделки, может быть, и пронесло бы и не случилось бы того, что случилось?.

Хал нашел обезьянку в холодный сумрачный мартовский день. Дождь лил в окна, и Бэла мирно спала на диване. Очередной детектив покоился на ее достойных восхищения грудях.

Хал пробрался в кладовку. Там были вещи отца. Маленькая дверь, похожая на кроличью нору, вела в это таинственное место: стены, сплошь уставленные полками. Зимой здесь было очень холодно, а летом нестерпимо душно и жарко. Но братьям нравилось здесь бывать. Длинная узкая комната и какая-то давящая на душу обстановка. Но зато здесь было столько всякой всячины, что и представить трудно. И сколько бы раз ты не рылся здесь — всегда найдешь что-нибудь новенькое. Братья проводили здесь целые субботние вечера, просто болтая друг с другом. Они вытаскивали вещи из коробок, рассматривали их, подолгу держали в руках, чтобы на ощупь попробовать — какие они, из чего сделаны? И клали их на прежнее место.

Сейчас, с высоты своего возраста, Хал мог объяснить все это тем, что им просто не хватало отца. Трогая его вещи, они как бы общались с ним.

Отец служил в торговом флоте, обошел почти весь мир — и здесь валялись целые пачки навигационных карт, некоторые из них были отмечены красными таинственными кружками. Здесь также пылилось двадцать томов научных трудов по той же навигации. Старый бинокль! Если подолгу смотреть в него, то выступал пот у переносицы. Сувениров здесь было со всего света! Резиновые куколки с Гавайских островов, кружка из твердого картона «Эх, девочку бы», стеклянный шар, в который была вставлена миниатюрная Эйфелева башня. Повсюду валялись конверты с иностранными марками и адресами, написанными на всех языках мира.

В тот день, когда падали капли дождя, не переставая, стучали по крыше и от этого нестерпимо хотелось спать, Хал, как под влиянием гипноза, пробрался в самый отдаленный угол кладовки, выдвинул какую-то коробку и неожиданно увидел за ней другую. Как будто ее специально спрятали туда — подальше от глаз людских. На этой коробке красовалась надпись «Ралстон — Пурина». Из коробки на Хала смотрели два стеклянных глаза. Этот взгляд испугал его. Он отшатнулся. Ему показалось, что это труп… Несколько минут спустя он наклонился вперед, увидел, что это просто игрушка, и осторожно достал ее из коробки. В полумраке кладовки обезьянка улыбнулась ему своей зубастой улыбкой, в лапках у нее были крепко зажаты музыкальные тарелочки.