Вадим Трубников - Крах «Операции Полония» 1980–1981 гг.

Нажим, оказанный банками на последних переговорах о кредитах (начало 1980 г. — В. Т.), заставил Польшу принять решение о повышении розничных цен на мясо, что, в свою очередь, вызвало волну забастовок » (курсив мой. — В. Т.) [46].

В связи с началом забастовок в ПНР летом 1980 г. западногерманская «Франкфуртер альгемайне цайтунг» патетически восклицала: «…начался исторический эксперимент. Проверяется, верен ли тезис о том, что можно добиться изменения коммунистической системы путём мирного сближения Запада с Востоком. Ибо именно эта идея была и остаётся идеологическим обоснованием той политики, которая проводится Западом вот уже 10 лет… На примере Польши станет ясным, чего стоят хельсинкские договорённости… Сближения было более чем достаточно, теперь на очереди долгожданные перемены!»

Итак, пусковой механизм дестабилизации Польши был включён. Начался обратный отсчёт времени: «три… два… один…» Но обязательно ли этот механизм должен был сработать? А если да, то так ли уж неотвратимо это должно было привести Польшу к общественным катаклизмам той силы и того масштаба, на которые рассчитывали в Белом доме, в правящих кругах всего Запада?

Запущенный механизм перевода «операции Полония» в её завершающую стадию сработал в положенное время. В июле 1980 г. в ряде польских городов прошла первая волна массовых забастовок. Потенциальная опасность контрреволюции, её попыток реставрации капиталистических порядков, всегда существующая в классово разделённом мире, превратилась для социалистической Польши в разрушительную реальность.

Такой драматический поворот событий лета 1980 г., конечно, не был, да и не мог быть, лишь результатом действий, пусть самых энергичных и сконцентрированных, внешних сил. Империализм давно уже перестал быть всемогущим. Своими перманентными и настойчивыми подрывными акциями он ещё способен осложнить строительство нового общества, но не в состоянии прервать его. Зловещий образ всесильного сеятеля плевел, который полными пригоршнями разбрасывает семена контрреволюционных сорняков где и когда ему заблагорассудится, и они, дружно прорастая, заглушают все, что уже возделано на социалистических нивах, сегодня явно устарел.

Угроза социализму, реальная опасность контрреволюции может возникнуть и возникает, как показывает исторический опыт, лишь там и тогда, где и когда акции империализма «совмещаются» с серьёзными и длительными ошибками во внутренней политике стран, против которых эти акции направлены . Эти ошибки, волюнтаристски нарушающие закономерности движения и развития нового социального строя, постепенно накапливаясь и распространяясь на все сферы общественной жизни, вызывают серьёзные деформации. Так в условиях, когда страна ещё не завершила основных задач переходного периода от капитализма к социализму и в её социально-классовой структуре сохраняются буржуазные и мелкобуржуазные группы и слои, возникают предпосылки для масштабных общественных кризисов, охватывающих одновременно экономику, социально-политическую жизнь и общественное сознание. Именно это и случилось в Польше.

Разумеется, полосы кризисного развития в социалистической стране хотя и возможны, но не фатальны. Ныне только противоречия, бездумно предоставленные самим себе или волюнтаристски игнорируемые, из движущей силы развития нового общества превращаются в его тормоз. Ведь в обществе, управляемом сознательно, — а именно таков социализм, — субъективный фактор приобретает решающее значение. В наше время, когда новый строй уже проложил маршруты движения к будущему, когда общезначимые закономерности социалистического созидания уже открыты, проверены на практике и обобщены, корни срывов и деформаций в процессе строительства социализма следует искать прежде всего в субъективном факторе, а не в спасительных «объективных причинах» и «неблагоприятных условиях».

Нельзя в целом не согласиться с оценкой основных источников, причин и движущих сил событий 1980–1981 гг., высказанной заместителем главного редактора газеты «Трибуна люду» Е. Крашевским годом позже: «Мы много говорим о кризисах в народной Польше и ищем их причины в наших ошибках. Это правильный путь, но будем же справедливы: факторами, серьёзно способствовавшими кризису, были как в 1956 г., так и в 1980 г. также реакционные группировки и западные центры. Вначале они использовали наши ошибки, а затем становились самостоятельной движущей силой кризисов». Что ж, эту схему возникновения кризисного процесса в Польше, постепенно перерастающего в контрреволюционный, можно принять, но с одним, и на наш взгляд существенным, уточнением.

Вряд ли будет правильно столь категорично делить этот процесс на изолированные «отсеки»: сначала — ошибки, а потом уже действия империалистических и контрреволюционных сил. Столь ли они автономны? Не способствуют ли внешние силы появлению и усугублению тех «внутренних ошибок», которые выступают в роли «первотолчка»? Сегодня подобная постановка вопроса не выглядит столь уж умозрительной [47].

Однако ограничиться правильными, но довольно общими констатациями — значит сказать слишком мало о существе польских событий. Ведь контрреволюционный процесс в Польше — стране как будто по всем статьям благополучной и процветающей — вылился в столь специфические формы, получил такой размах, а враждебные социализму явления иногда принимали здесь такие внешне привлекательные черты, что все это никак не укладывается в стереотипы, привычные нашему сознанию [48]. Поэтому на весьма непростые вопросы, поставленные тогда самой жизнью, можно ответить, лишь скрупулёзно изучая — круг за кругом, в свете вновь открывающихся фактов и обстоятельств — противоречивую и запутанную картину острого кризисного развития, открытого бурными событиями середины 1980 г.

Вот некоторые из них, сформулированные теоретическим и политическим журналом ПОРП «Нове дроги» в мартовском номере за 1983 г.: «Как же случилось, что через 37 лет после установления народной власти в Польше правые силы оказались столь сильны? Почему им удалось столь успешно использовать допущенные у нас ошибки и направить недовольство трудящихся в выгодное для себя русло? Где истоки процессов, которые начались с выдвижения требования создать новые профсоюзы и завершились планами захвата власти? Почему часть рабочего класса некритично подпала под влияние антисоциалистических кругов в руководстве «Солидарности»? Почему этот процесс продолжался столь долго и почему часть общества и по сей день не отдаёт себе отчёта в том, что дальнейшее контрреволюционное развитие событий привело бы к развалу государства и национальной катастрофе?» Перечень подобных «трудных» вопросов можно было бы продолжить. Скажем, в силу каких причин нарушилась связь между ПОРП как политическим авангардом рабочего класса и значительными группами этого ведущего класса польского общества? Или: почему в польском обществе возник глубокий кризис общественного сознания, столь явственно сказавшийся на превращении экономического кризиса в политический с перерастанием последнего в длительный контрреволюционный процесс?