Вадим Трубников - Крах «Операции Полония» 1980–1981 гг.

Как раз не поражение контрреволюционных сил, а их успех был бы случаен. Последнее могло произойти лишь при редком стечении неблагоприятных обстоятельств, при роковом нагромождении кардинальных ошибок защитников социализма в Польше. От попятных движений, моментов регресса общество, конечно, никогда не застраховано. Но такой откат назад — не правило, а исключение. Шестнадцатимесячный кризис в Польше подтверждает эту истину.

Но если польские экстремисты практически не имели шансов на успех, то их возможности развязать братоубийственную войну, ввергнуть страну в длительный хаос, осложнить до взрывоопасного предела обстановку во всем мире, особенно в Европе, были вполне реальны [185]. Без сомнения, все эти обстоятельства учитывались ПОРП и правительством при принятии ими трудного решения о введении военного положения. Тем более трудного потому, что народная власть, ПОРП, все социалистические силы были той стороной, которая не была заинтересована в насильственном противоборстве.

Но гданьскими решениями, нацеленными на то, чтобы загнать власти в угол и заставить их либо капитулировать, либо решиться на принятие экстраординарных мер защиты, контрреволюция не оставляла польскому народному государству иных путей. И выбор был сделан.

Измышления о том, что власти и ПОРП чуть ли не с августа 1980 г. готовились ввести военное положение, не имеют под собой никакой почвы. Основным сигналом, который заставил народную власть поставить перед собой вопрос о подготовке к чрезвычайным мерам, была «радомская инициатива» 3 декабря. «Прямой причиной того, что мы приняли это решение, — сказал в январе 1982 г. в интервью американскому агентству Юнайтед Пресс Интернэшнл министр по связям с профсоюзами ПНР С. Чосек, — был Радом. Это была декларация открытого выступления против нас. Мы ждали гданьских решений. И в тот момент, когда всепольская комиссия «Солидарности» в Гданьске официально выступила с «радомской инициативой», программа вождей «профсоюза» стала очевидной. Решение о введении военного положения было принято только тогда, когда мы полностью убедились в их намерениях » (курсив мой. — В. Т. ).

Не более основательно и утверждение, согласно которому «польское военное правительство (по выражению президента США. — В. Т. ) ведёт войну против собственного народа». Оно продиктовано сознательным искажением действительного положения вещей, стремлением скрыть правду. А правда состоит в том, что социалистическому государству (и в этом его коренное отличие от государства буржуазного) противопоказаны иные принципы социального управления, кроме убеждения масс. Разумеется, таковыми были и действия польского социалистического государства.

Военное положение, введённое в декабре 1981 г. в ПНР, не было и не могло быть «военной диктатурой» и по другой причине. Оно не могло быть таковой уже в силу самой природы социалистической армии народной Польши — Войска Польского. Социалистическое Войско Польское родилось 40 лет назад в горниле совместной с Советской Армией борьбы за освобождение страны от немецко-фашистской оккупации и всегда было национальной силой, органически связанной с народом, трудящимися классами. Будучи армией трудящихся, воспитанной на сознательной защите интересов трудового народа, его социалистических идеалов. Войско Польское никогда не было силой, которую можно было противопоставить народу. Связанное с рабочими и крестьянами тысячами кровных нитей. Войско Польское никогда не выступило бы за дело, которое противоречит интересам народа, его устремлениям и надеждам.

Его отличие от других организаций трудящихся, институтов социалистического государства состояло в канун введения военного положения в том, что, будучи специфическим, высокоорганизованным — в силу особенностей военного дела — государственным институтом, Войско Польское вместе с гражданской милицией и органами безопасности было почти полностью «закрыто» для пропагандистских ухищрений контрреволюционеров и западных спецслужб, несмотря на все их усилия прорваться туда. Оно не подвергалось той ежечасной и ежедневной идеологической обработке и психологическому террору, которые воздействовали на сознание других групп польских трудящихся. Поэтому офицеры и солдаты могли более объективно оценить складывающуюся опасную для национальной государственности социалистической Польши ситуацию, быстрее понять цели экстремистских лидеров «Солидарности», других контрреволюционных групп и организаций. Примечательно и то, что подавляющее число молодых резервистов — членов «профобъединения» (а они составили 70 % всех новобранцев), призванных в армию во второй половине 1981 г., в новых, армейских условиях достаточно быстро начали осознавать всю безответственность демагогических лозунгов и установок, которые они прежде разделяли [186].

Конечно, подчас народная власть не пресекала должным образом атаки наглеющей контрреволюции. Давали себя знать примиренческие тенденции, а порой и оппортунистические, ревизионистские настроения, охватившие часть членов ПОРП, других социалистических сил. Однако главная причина такой терпимости заключалась в том, что до осени 1981 г., когда ещё не начался широкий отход масс от своих контрреволюционных вожаков, социалистическое государство не могло позволить себе применить насильственные методы борьбы с ними. Сложность положения польских коммунистов в течение многих месяцев растущего развала и анархии в государстве состояла именно в том, что они должны были терпеливо ждать, пока достаточно широкие массы трудящихся на собственном политическом опыте не убедятся в противоположности своих интересов интересам верхушки «профобъединения». Естественно, это не снимало с коммунистов обязанности активно и энергично способствовать прояснению политического сознания рабочего класса и других групп трудящихся, но возможностей для широких действий против антисоциалистических сил обстановка в стране вплоть до осени 1981 г. не давала.

Только в последние месяцы 1981 г. в Польше начала складываться иная расстановка политических сил, когда контрреволюционное меньшинство, враги социализма в значительной степени потеряли доверие и поддержку трудящихся. Это означало, что появилась возможность для использования революционного насилия в целях защиты социализма. Оно уже могло быть с достаточной степенью точности направлено против тонкого слоя, а именно — против контрреволюционной верхушки. Об этом свидетельствуют факты и цифры. После 13 декабря было временно интернировано около 5 тыс. человек [187]. В их число попала малая часть даже из тех десятков тысяч штатных функционеров «Солидарности» (напомним, что их насчитывалось в «профобъединении» 40–45 тысяч), а также активистов антисоциалистических группировок, которые принимали самое непосредственное участие в подготовке государственного переворота. В течение самого трудного первого месяца были привлечены к судебной ответственности за нарушение законов военного положения 347 человек (с 13 по 21 декабря 1981 г. — 144, с 22 декабря по 1 января — 123, с 2 по 13 января — 80). С 13 декабря по 13 февраля обвинительные приговоры были вынесены 40 лицам.