Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Вспоминая мой прошлый этюд на тему интерактивной литературы, хотелось бы отметить, что Япония вообще шагает в этом отношении семимильными шагами.

Визуальные романы [203] Визуальный роман (от японского бидзюару нобэру ) – книга-игра с визуализированными внешними атрибутами, которые крайне статичны и представляют собой лишь приятное графическое дополнение к чтению. там выпускаются пачками уже не первое десятилетие (пусть и 99,9 % из них пока оказываются третьесортными), в 2007 году на свет родилась первая виртуальная певица Мику Хацунэ, созданная компанией «Crypton Future Media» (между прочим, ее голограмма собирает целые стадионы, а сама певица получила статус поп-идола; YouTube и Google вам в помощь), и вот наконец в 2016 году роман, написанный искусственным интеллектом, едва не выиграл литературную премию Хоси Синъити. Тогда в конкурсе принимали участие порядка полутора тысяч писателей, среди которых около десяти были роботами. Разумеется, для непредвзятости в отношении к «бесчувственному» искусственному интеллекту, никто не афишировал, что некоторые участники не были живыми людьми. В итоге в шорт-лист от роботов залетел один роман – «День, когда компьютер напишет роман», который, по некоторым источникам, в итоге финишировал на второй строчке. По словам критиков, одним из немногих минусов романа являлась плохая проработка персонажей, однако в целом произведение было на голову выше типичной беллетристики и даже некоторых горе-бестселлеров.

На дворе 2019 год. С того претенциозного случая, когда робот едва не получил национальную премию по литературе, прошло всего несколько лет, но уже совсем недавно компания «OpenAI», одним из основателей которой является вездесущий Илон Маск, заявила о создании настолько первоклассного текстового генератора, что ей пришлось отказаться от его выпуска в силу того, что робот может «попасть не в те руки». Если верить их отчетам, то бот способен написать статью, в которой даже лингвист вряд ли сможет обнаружить робота. Здесь стоит сделать особый акцент на слове «статья», поскольку роботы-журналисты уже давно используются некоторыми IT-гигантами (у «Яндекса» даже есть автопоэт, который пишет стихи на основе поисковых запросов пользователей). Правда, способности этих ботов редко уходят за рамки короткой новости и игры с текстом по принципу конструктора «Лего». Именно поэтому новость о том, что «OpenAI» побоялись выпускать свой продукт из-за этических соображений, кажется настолько жуткой, что напоминает дешевый маркетинговый ход. А почему нет? Проект компании не увенчался успехом, и вместо того, чтобы честно сказать об этом, они вполне могли придумать вот такую байку, ловко выкрутившись из ситуации и еще при этом сделав пиар-ход конем – и благородное дело сделали, и создали супербота-журналиста. Возможно, что так оно и есть, но вернемся на секунду в 2016 год в Японию, где романы были представлены высококвалифицированными программистами, а не крупными IT-корпорациями, которые сегодня имеют куда больший потенциал. А ведь тогда робот едва не взял национальную премию.

Очевидно, что роботы-писатели в ближайшие десятилетия станут неотъемлемой частью техномира, однако тут возникает резонный вопрос: кто автор? Формально большинство нынешних роботов лишь следуют строгим инструкциям, которые прописаны в программах. Является ли тогда программист автором? И да, и нет. С таким же успехом можно было бы назвать природу автором «Гамлета» или «Божественной комедии». С другой стороны, роль программиста в этом действительно велика, так как сейчас роботы по большей части скорее собирают тексты из отдельных пазлов, нежели сочиняют сами (кстати, чем вам не постмодернизм?). Но это только пока, поскольку история робототехники уже запечатлела своим объективом «разговор» роботов на их собственном выдуманном языке, который при этом развивался с колоссальной скоростью. Кому-то от этого может стать не по себе – вообразите, что через лет 10–20 робот за пару дней будет писать роман флоберовского качества и выкидывать философские пассажи на уровне Манна или Достоевского. Возможно, что это уничтожит литературу, сведя ее ценность к нулю.

Возможно, что мы вообще перестанем нуждаться в ней, начав также интегрироваться с технологиями, ведь, простите меня за корявый, но все же актуальный каламбур, литература – это часть humanities, а не cyborgities. А возможно, что литература, наоборот, взлетит на совершенно иной уровень, ибо тягаться нам придется с машинами, которые априори будут делать это гораздо быстрее и лучше. Выживает искуснейший.

Продолжим разговор о том, как чувствует себя литература в «постковидную» эпоху.

С какими проблемами сталкиваются прозаики и поэты?

Откровенно говоря, прозаикам не позавидуешь. Давление на них чудовищное, и связано оно далеко не только с пандемическим издательским коллапсом. Увы, их кризис глубже и системнее. Похоже, это кризис читательского восприятия, развивавшийся долгие годы, и коронавирусный «черный лебедь» даже не усилил, а окончательно обозначил грустную ситуацию.

Читатель превратился в зрителя. Во всяком случае, читатель объемных романов. Причем даже не всякое отечественное кино на большом экране кажется ему привлекательным: «Зрителей по-прежнему „притягивают“ наши высокобюджетные фильмы-события, пусть они и никак не отражают их жизнь. Спроса на реальность нет, и это тема для отдельного исследования» [204] С. Лавров. Русская доля: отечественный кинорынок в условиях конкуренции. Рекордсмены, сборы, беды // Искусство кино. 2020. 13 февраля. .

Похожая история и с другими зрелищами, требующими личного присутствия потребителя культурного продукта. Наш массовый российский театрал, как выяснилось, консервативный конформист, и театр услужливо подстраивается под его вкусы: «Доминирование классических произведений, современного непритязательного комедийного материала, расхожего набора произведений для детей и юношества слабо оттеняется наличием материала из „зоны риска“, коей является актуальная литература более глубокого содержания. Талантливые авторы, стремящиеся к новаторству и осмыслению насущных современных проблем, к сожалению, особой тенденции не создают и никакую моду не диктуют» [205] Е. Прощин. Репертуарная политика современных российских театров в сезоне 2018–2019 годов // Палимпсест. 2019. № 2. С. 95–96. .

Тут бы и развернуться современной русской прозе – и привлечь вдумчивого читателя исследованием пресловутых зон риска. Но у нее есть мощнейший конкурент. Даже два: телевидение и Интернет с их сериалами. Причем это не внутрироссийская, а мировая тенденция. Вот как ее изображает Александр Генис, характеризуя отношения литературы и визуального контента в Америке: «Сериалы дают то, что раньше предлагали другие виды искусства, то есть массированную иллюзию реальности, вкрадчивое погружение в вымышленную жизнь, мерную ритмически организованную композицию, чередование нарративной активности и темпераментных всплесков, океан занимательных подробностей и море интересных лиц. Короче, все то, что нам давали толстые книги Диккенса и Толстого.