Коллектив авторов - Как мы читаем. Заметки, записки, посты о современной литературе

Мемуарная книга Евгения Рейна называлась «Мне скучно без Довлатова».

Если бы в «Легкой кавалерии» нужно было давать названия, я бы назвал эту колонку – «Мне скучно с „Довлатовым“».

И недостаток этот – не одного фильма, он, повторюсь, системный. На литературно слабом сценарии можно вырастить только вот такое, что хочется смотреть без звука. Честно говоря, так порой с современными российскими фильмами и поступаю, особенно в самолетах. Пялишься от нечего делать в экран, там красивые (иногда – очень) картинки сменяют одна другую…

А может, это уже тенденция такая, и наступает вторая эпоха немого кино? Раз так все предельно визуализируется – не честнее ли перейти на кино без звука? Тогда и о литературном уровне не нужно будет думать. Вообще. И бракоразводный процесс кинематографа с современной литературой наконец завершится, без слез и сцен. Литература, конечно, что-то потеряет, но не очень много. Существовала же она до начала прошлого века как-то без экранизаци и еще без них посуществует. А кино – жалко.

«Форма воды», незашедший в России оскароносный фильм Гильермо дель Торо о разных формах ненормативности, дает повод к размышлению о гендерных ролях в современном обществе. Традиционная маскулинность в нем представлена двумя типами: брутальный мужик с большой палкой и хлюпик-ученый в очках. «Торжество ненормативности» – тоже двумя: пожилой гей и чудовище-амфибия. Коллизия фильма состоит в победе чудовища – амбивалентного существа с накачанным торсом, но без фаллоса, живущего в воде, которая, как известно, стихия женская, – над брутальным самцом с палкой. Это, по словам А. Долина, «мощное», «бескомпромиссное заявление о том, как опасна и тоталитарна любая норма», созвучно упразднению полов, отмене слов «мама» и «папа» и прочим гей-процессам толерантной Европы. Заметим, что амфибия даже не дает себе труда стать человеком, личностью, от стадии «зверя» переходя сразу к стадии «бога» и утягивая возлюбленную в подводный мир. Идея человека как высшей ценности уходит из западной аксиологии. Хотя и правда, ради кого стараться, становиться мужчиной и личностью? Женские гендерные роли здесь еще более убоги: большая черная мамочка, кормящая половозрелого мужа и заботящаяся обо всех подряд, и забитая Золушка, которая каждое утро приносит яйца соседу-гею. Зря приносит, кстати, они ему не нужны. А вот амфибия принимает яйца с интересом. Ежеутреннее количество яиц растет до тех пор, пока дело не доходит… до секса, точнее, до сиреневых искорок на чешуе амфибии, гладкой, как пупс. Но Золушка и этим довольна. Ранее-то никому не была нужна.

И наступает новый мир. Правда, непонятно для кого. Брутальный мужик с палкой убит геем. Золушка с отросшими жабрами и амфибия живут и радуются в мутной воде городского канала. Род человеческий продолжать некому. «Форма воды» – это фильм-катастрофа. Весть о том, что, когда нарушен баланс жизни, перепутаны гендерные роли и нормы бытия, человечеству остается только слиться.

Неудивительно, что «Форму воды» в России приняли с иронией. Наша культура находится сейчас в противофазе общеевропейским процессам. Мы захвачены стремлением не упразднить, а осознать гендерные роли в их изначальной онтологии, что, оказывается, намного сложнее, чем пришить или отрезать фаллос.

В нашей литературе и культуре все более значимой становится представленность женщины. Так на вызовы времени наша литература откликается активностью женской прозы. Прежняя литературная эпоха закончилась в середине 90-х. А новая началась с женской прозы нулевых. Но тогда инициативу перехватили по-пацански дерзкие «новые реалисты». Перехватили рано: время патриархальности как закрепления нового «статуса-кво» еще не пришло. Потому сегодня мы снова наблюдаем – нет, не феминизм или матриархат, а все возрастающую роль женщины и женского в литературе. К сегодняшней женской прозе не отнесешься снисходительно, ведь она предлагает то, что так долго ждали: новый угол зрения на современность сквозь призму личности и семьи: О. Славникова, А. Матвеева, Г. Яхина, И. Богатырева, А. Козлова, Д. Бобылева, А. Николаенко и др. Можно за многое упрекать «Зулейху» Гузели Яхиной, но самое сильное в ней – образ женской силы и женской власти, любви и самоотверженности.

Нивелирование всех норм, чем восхищается Антон Долин, – утопия, потому что отменить внутренне вшитое понятие нормы как правильного способа бытия, стремление всех стать всеми – путь в никуда. Любое движение, и движение жизни в том числе, обусловлено наличием противоречий и разнообразием форм. Воевать за «идеальную норму» – фашизм. Но и отмена гендерной нормы, провозглашаемая как апофеоз толерантности, тоже ведь похожа на геноцид человечества. Разность, в идеале, должна быть не отменена, а осмыслена.

Женская ветвь отечественной прозы противопоставляет толерантности любовь. Не романтические иллюзии, а, как сказала Дарья Бобылева в романе «Вьюрки», «…искреннее, серьезное уважение к самому факту существования другого, так отличающегося от собственного».

Яркая представленность женщин в современной литературе говорит о том, что пришло время чувствовать и любить. Но как же сложно это пока дается! Последний «нацбестовский» скандал тому свидетельство: истерика почитателей Анны Старобинец, вышедших за рамки отношений «текст – критик» и яростно доказывающих, как именно чувствовать можно, а как нельзя.

А чтобы чувствовать и уважать чувства другого, надо научиться чувствовать себя. Это сложно для наших женщин, которые и коня, и избу, и мужика, и детей – все сами. Какое уж тут чувство себя. Максимум – слияние, симбиоз с другим. Слияние как служение (образ Жени в «Учителе Дымове» С. Кузнецова, Лизы в «Вечной жизни Лизы К.» М. Вишневецкой) или как требование служения (героиня Анна в «Посмотри на него» А. Старобинец).

И вот современная женская проза потихоньку начинает разговор о том, как важно женщине научиться уважать и любить себя. Без оглядки на оценку окружающих. Без выставления оценок себе. Об этом «Замкадыш» И. Богатыревой, «Прыжок в длину» О. Славниковой, «Вечная жизнь Лизы К.» М. Вишневецкой, «F20» А. Козловой.

Любовь безоценочна. Она не изгоняет, а принимает. Не протестует, а старается понять. Как Д. Бобылева в романе «Вьюрки», как Е. Погорелая в поэтическом сборнике «Медные спицы». Да, в поэзии представленность женщин сегодня еще очевиднее.

Мы же девочки, мы чувствуем.