Михаил Габович - Памятник и праздник: этнография Дня Победы

Ежедневная, по выражению Арджуна Аппадураи, «работа воображения» простых одесситов и ленинградцев, рассеянных по десяткам стран и городов, черпающая ресурсы, помимо прочего, в современных электронных медиа, позволяет реконструировать эти сообщества в транснациональном пространстве. По словам Михаила Жванецкого, находящего наиболее точные метафоры для описания таких городских сообществ: «Одесситы размазаны тонким слоем по всему миру». «Настоящие» одесситы все чаще смотрят фильмы и слушают музыку, воспевающую их родной город, находясь в Берлине или в Лос-Анджелесе, обсуждают телевизионные передачи об Одессе, находясь вдали от нее. В интернете у них свои сайты, социальные сети и форумы. Новости, газеты и книги, рассказывающие о родном городе, также широко доступны через электронные медиа. В случае с одесситами или ленинградцами мы видим, по словам Аппадураи, как «перемещающиеся образы встречают детерриториализированных зрителей»[19].

Такими же детерриториализированными становятся и практики ежегодного (со)переживания памятных дат и в их числе — Дня Победы. Многие одесситы и ленинградцы не просто пытаются соблюдать ритуалы и традиции в эмиграции, но знают, что воспроизводят их в унисон со многими другими представителями своего сообщества, разбросанными по миру. 9 мая — это уже не только День Победы в Ленинграде или Одессе, но и памятная дата, глобализированная одесситами и ленинградцами, место памяти, вокруг которого воспроизводится единство и солидарность городских сообществ, превратившихся в транснациональные и транслокальные. Берлинские одесситы и ленинградцы сопереживают эти даты через коллективные регулярные просмотры документальных фильмов. Как члены эмигрантских сообществ, они посещают мемориалы в Берлине. В качестве детерриториализированных зрителей, находясь в Берлине, они становятся еще и участниками ежегодного ритуального действия, происходящего в их городах исхода.

От самых разных информантов мне часто приходится слышать очень схожие описания образа их жизни в эмиграции. Незадолго до начала работы над этой статьей, в феврале 2014 года, я вновь услышала, что «одесситы живут здесь [в Берлине] так, как будто они никуда не уезжали. Они живут здесь, как в Одессе» (женщина, 65 лет). Учитывая значимость для этого образа жизни памятных дат, связанных с войной, возможность коллективных или индивидуальных и семейных посещений расположенных в Берлине мемориальных мест — мест памяти, «где память кристаллизируется и находит свое убежище»[20], позволяет воспроизводить (реконструировать) одесские или ленинградские традиции. Транснациональным городским сообществам такие места помогают конструировать собственный мир в различных «неродных» локальных контекстах.

Существование таких мест памяти в Берлине — это ресурс привычной публичной ритуальности 9 мая. В ситуации отсутствия таких мест День Победы отмечался бы только в замкнутых пространствах вечеров памяти в помещениях еврейской общины, в ресторанах, в квартирах. Но посещение памятника позволяет сохранять традицию в максимально возможной полноте. В определенном смысле оно позволяет поддерживать чувство сопричастности к официальной церемонии, выводит ритуал за рамки только индивидуальной и семейной памяти, когда традиции способствуют конструированию прочных границ между эмигрантами и принимающим сообществом. Конечно, смыслы и стиль празднования Дня Победы для эмигрантов отличаются от тех, которые сложились вокруг этого дня в Германии [99] [21]. Но сам факт, что на официальном уровне никто не чинит препятствия для празднования 9 Мая делает эти различия менее значимыми. Фактически это один из немногих традиционных для одесситов и ленинградцев дней памяти, когда они могут почувствовать определенную сопричастность еще и мемориальным традициям страны принимающей [100].

Попытки (ре)конструирования традиций и ритуалов, связанных с коммеморациями событий войны в эмигрантских сообществах, представляют интерес и в более широких рамках изучения политики памяти. Британские исследователи коммеморации войн Эшплант, Досон и Роупер указывают на то, что последние два или три десятилетия ХХвека ознаменовались быстрым распространением по всему миру интереса к культурным и политическим аспектам войн, а также к феноменам памяти о войне, «формам и практикам коммеморации войны». В числе причин они видят возросший интерес к мемориализации событий Холокоста в США, Израиле и Германии [101] [23]. В то же время этот интерес к памяти о войне выходит за пределы коммеморации событий Холокоста и связан с тем, что не только евреи, но и многие другие группы перенесли страдания, получили раны или травмы в войнах. Эти приобретенные страдания и раны «становятся все в большей мере основанием для требований публичного признания их опыта, утверждения и действительного признания за ними статуса “жертв” или “уцелевших”»[24].

События Холокоста приобретают для одесситов и ленинградцев новую актуальность именно в эмиграции. Но статус «героев войны» по-прежнему перевешивает статус «жертв» [102][25].Такое отношение просматривается и в традициях празднования Дня Победы (и, шире, в памяти о войне), сложившихся ритуалах посещения военных мемориалов и пр.

В дальнейшем изложении я попытаюсь реконструировать традиции коллективного празднования одесситами и ленинградцами Дня Победы в Берлине и ритуальные церемонии, сложившейся вокруг этой памятной даты. Определенные различия между традициями, связанными с двумя городами, отчетливо просматриваются, если сравнивать празднование Дня Победы с другими событиями, связанными с войной. Поэтому я также остановлюсь и на ритуальной стороне коллективных вечеров, посвященных блокаде. При таком взгляде четче проступают специфика различной памяти о войне и дифференциация ритуалов в среде так называемых «русскоговорящих евреев» в Берлине.

Прежде чем перейти к анализу интервью, я должна отметить, что моими информантами были люди преимущественно старших возрастных групп. Как отметил один из моих собеседников:

«Мы все дети войны. Поэтому для нас День Победы очень важный праздник, и мы отмечаем его как полагается» (муж., 80 лет).

Биографические нарративные интервью проводились как с одесситами и ленинградцами, регулярно посещающими клубные вечера (в том числе — с активистами и руководителями клубов), так и с эмигрантами, бывающими в клубах редко или даже не посещающими клубные вечера, но состоящими в неформальных сетях, конструируемых эмигрантами из Одессы и Ленинграда в Берлине.