Андрей Буровский - Гендерная революция

Научный подход различает необходимость удовлетворения «первичных потребностей», то есть обеспеченности жильем, одеждой и пищей. О том, что такое «вторичные потребности» и как их отделить от первичных, можно спорить, но думаю — главное понятно.

Европейская норма обеспеченности жильем — по комнате на человека, плюс еще одна общая комната на семью. Минимальная обеспеченность, для бедняков: по комнате на человека, минус одна комната. Семья из четырех человек — в трех комнатах. У супружеской пары своя комната — и у каждого из двух детей по комнате.

Размер комнат здесь не так важен, как сам факт раздельной жизни — у каждого есть хоть какой-то, но свой угол. Надо быть сказочными богачами, чтобы установить такие нормы. Еще в 1900 году своей отдельной комнаты не было у 90 % населения даже богатых стран.

В традиционном крестьянском доме вообще не было разделения на комнаты. В помещениях от 20 кв. м (дом бедняка) до 50 кв. м. (дом богатея) жили человек по 30, причем из них — 2–4 супружеские пары разных поколений, старые деды и бабки, куча малолетних ребятишек.

Уже в 20 веке крестьяне стали ставить перегородки, разделять избу на комнаты или с самого начала планировали дом из нескольких комнат. Но и эти дома, построенные в конце 19 — начале 20 века, не поражают простором. Владимир Солоухин очень поэтично описывает свое детство и дом, в котором он вырос. Дом построен совершенно по европейским нормам: в два этажа, семь комнат. Но и жило в нем семь человек: папа, мама, дедушка, сын и три дочери [14] Солоухин В.А. Смех за левым плечом. — Франкфурт-ам-Майн: Посев, 1987 .

В городском доме Суриковых в Красноярске — 11 комнат, а жило в нем от 20 до 22 человек.

Царедворцы Екатерины и Павла, разумеется, жили в отдельных комнатах своих роскошных дворцов. Но это ведь даже не 1 % народа, это 1 % всех дворян и 0.001 % всего населения России. Несколько сотен из нескольких десятков миллионов.

Дворяне тоже почти никогда не имели отдельной «комнаты на человека».

В барском доме Михайловского 9 комнат, в барском доме друзей Пушкина Осиповых в Три-горском — 8. А жило в каждом из этих домов по 10–15 человек. Барин, который обитал бы один в собственной комнате — это скорее исключение из правила, чем само правило.

Об удобствах молчу — мылись в бане, а туалет всегда располагался на улице, злополучная деревянная будочка.

В Европе джентльмен (2 % населения) мог иметь дом из нескольких и даже из многих комнат, вошло в моду каждому из супругов иметь собственную спальню. Трехэтажный дом Джона Рочестера — десятки комнат, в которых живет несколько человек [15] Бронте Ш. Джен Эйр. — Киев: Молодь, 1950 . Таковы же дома богачей в описаниях Диккенса [16] Диккенс Д. Холодный дом. — М.: Худлит, 1956 .

Но и в Европе для 90 % населения отдельная комната оставалась недосягаемой мечтой — даже в середине 19 века. Не верите — читайте тех, кто описывал жизнь бедноты в Европе 19 века — в те самые годы, когда Джон Рочестер романтически повстречал Джен Эйр, упав с лошади. [17] Мало Г. Без семьи. — М: Детгиз, 1954 Гринвуд А. Маленький оборвыш. — М: Детгиз, 1960

В 18 веке у императрицы Елизаветы было 15 000 платьев (великий историк В. О. Ключевский добавлял, правда: «И ни единой умной мысли в голове»). Но столько платьев в 18 веке было только у одной женщины в России — у императрицы. Стоит взять широкие слои даже очень богатых дворян — и мы увидим совершенно иное.

Наталья Николаевна Гончарова была придворная красавица. Любимица императрицы и императора Николая I (как иногда утверждают, его любовница), первая красавица Москвы. После смерти бабушки Наталья Николаевна получает две шубы… Одна — хоть сегодня надевай! Вторую приходится перелицевать — такой покрой вышел из моды. Платья тоже приходится перешивать по фигуре новой хозяйки, только одно совсем разлезлось… Приходится платье раскроить, хорошие куски ткани пустить на платьице дочери, скверные использовать в хозяйстве (на пыльные тряпки и заплатки). Но и с этого погибшего платья сняли пуговицы, чтобы перешить их на новое.

Так рачительно обходится с бабкиными шубами и платьями дворянка, владелица собственного имения, первая красавица Москвы, любимица четы императоров, жена величайшего поэта России.

Крестьяне и горожане были обеспечены одеждой еще хуже, и вовсе не только в России. Выходной костюм американца Тома Сойера назывался «тот, другой», «по чему мы можем судить о богатстве его туалета» [18] Марк Твен. Приключения Тома Сойера. — М.: Детгиз, 1952 . А в теплое время года Том Сойер ходил босиком — нечего зря трепать обувь!

Рядовой человек стал лучше обеспечен одеждой после появления ткацких фабрик — в самом конце 18 века. Дешевые ситцы сперва хлынули из Англии во весь остальной мир, потом стали производиться… фактически везде, по всей Европе. Ситцы из Иваново одели простонародную Россию в эти красивые и яркие ткани.

В начале 20 века пластмасса дала много дешевых пуговиц любой формы и цвета — раньше-то пуговицы были только роговые или из копыт.

В середине 20 века появился искусственный шелк. Нейлон, перлон, орлон, лавсан… Господа, в наше время практически каждая женщина может ходить, наряженная в шелка! Доходит до полного абсурда — когда после долгой, десятилетия два, моды на нейлоновые трусики и ночнушки вдруг выясняется — они же вредны для здоровья… И что тут делать нашим бедным дамам?!

Да, натуральный шелк дороже в несколько раз, но ведь и мы стали богаче. Даже натуральный шелк вполне доступен… ну, по крайней мере, для среднего класса.

Главное — одежда вообще перестала быть проблемой. Совсем. В богатых странах даже как-то и неприлично слишком уж следить за одеждой. Выезжающие из России часто кажутся одетыми слишком вычурно, чересчур ярко и богато. Чего это они?!

Да, у человека может возникать желание купить нечто более роскошное и дорогое, чем у него есть… Но это ведь уже не вопрос «нечем прикрыться». Это проблема другая — вопрос престижа, вопрос удовлетворения своих амбиций. Словом — вопрос удовлетворения потребностей второго порядка.

Разумеется, люди никогда не получат все, чего они хотят. Стоит удовлетворить одну потребность, как тут же станет важной другая. В этом и состоят потребности второго порядка — владение тем, что не необходимо, но либо приятно, либо престижно.

Стоит сделать что-то массовым, доступным почти — и тут же появляется нечто другое, чтобы служить признаком богатства. Что-то, что доступно не всем.

Решена проблема одежды? Но и одежда продолжает служить символом престижа. Все могут одеться, но не все могут купить платье «от Кардена». И — готово, общество опять разделилось на «владеющих» и «не владеющих». Одни имеют платья «от Кардена», другие — завидуют.