Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

С папиросой в руке Симонич прохаживалась по рядам, разглядывая разложенные по обе стороны товары. Ничего не спрашивала — до разговоров с «обслугой» не опускалась. Впрочем, взгляда удостаивала, когда, полуобернувшись, произносили: «Заверните!» Происходило это столь часто, что весь обслуживающий персонал мог считать себя как бы обласканным наркомовским вниманием. Машина с Куликшей пустой с базы не уезжала никогда.

Но вряд ли такие прозаические наклонности, как любовь к дорогим и красивым вещам Киры Ивановны Симонич-Кулик, привлекли внимание стражей советской госбезопасности, и ее без ведома мужа призвали к ответственности. О так называемом рэкете тогда и понятия не имели, требовать выкуп за вельможных жен еще не додумались.

Веселый образ жизни Симонич, особенно во время отъездов мужа в командировки, конечно, бросался в глаза. Но кто не грешен в тяге к общению, к друзьям, к подругам? Сам замнаркома отдыхал в охотку, с размахом. По-деревенски крепко сбитый, пышущий здоровьем, он не был противен женщинам. Мог много выпить, а потому часто, просыпаясь поутру, долго припоминал, почему это он оказался в чужой постели с незнакомой женщиной?

Семейной жизнью, если откровенно, тяготился. Вот и Кира уже начала поднадоедать, как с десяток лет назад и ее предшественница — Лида. Лидия Яковлевна Пауль, немка, как указывал в анкетах Кулик, дочь кулака из Ростовской области. С Паулями вообще связаны неприятные воспоминания. Хозяйство бывшего тестя в свое время собирались конфисковать, и он обратился к зятю с просьбой помочь.

Кулику, красному командиру, герою, удалось тогда уберечь тестя от раскулачивания. Но потом Кулик здорово пожалел о своем вмешательстве, когда в декабре 1929 года получил выговор (еще дешево отделался) — за «контрреволюционную» связь с мироедом. Члены комиссии прозрачно так намекнули: мол, не к лицу товарищу комкору тащить за собой в социализм кулацкое бремя.

Будущий маршал намек понял правильно: чтобы в дальнейшем не портить свою анкету, тут же развелся с кулацкой дочкой. Эх, и погулял раскрепощенный от семейных уз перспективно мысливший краском! Но недолго. Пока остается тайной для истории, по чьей наводке и как пересеклись пути многоопытных в любви Григория Ивановича и Киры Ивановны. Но ведь перекрестились! И как раз тогда, когда зашел разговор о предстоящем повышении Кулика. Скорая свадьба, а потом и приятные хлопоты по переезду в Москву несколько приглушили опасения красного генерала по поводу того, что отец его суженной — начальник царской контрразведки в Гельсингфорсе в 1919 году расстрелян ВЧК.

В течение нескольких первых лет совместной жизни он ожидал, что органы напомнят ему об этом. Но время шло, все было тихо, и Григорий Иванович постепенно успокоился. Поначалу его злило, что жена может, не сказавшись, уйти, косяком водила в дом незнакомых людей. Тем более что компании были веселые, с музыкой, песнями, давали так, что стекла в окнах подрагивали.

А потом Кира до утра провожала гостей по домам, а он, просыпаясь с тяжелой головой лишь к обеду, с благодарностью пил чай или рассол из ее рук. Она же, если он не ночевал дома, бранилась крайне редко — понимала ситуацию правильно.

Свободный от обязательств друг перед другом образ жизни позволял Симонич не забывать и своего последнего (перед Куликом) мужа — некоего Шапиро, крупного нэпмана. Позднее окажется, что он был связан с иностранными разведками…

Отмечались и другие странности на этом отрезке жизни нашего героя. Например, тот факт, что оба брата Симонич вниманием органов правосудия не обделялись: и тот и другой были арестованы, получили сроки. Побывала в ссылке и ее мать. Вернувшись из мест весьма отдаленных, сумела выехать в Италию к другой дочери, да так там и осталась. Кому-то иному таких штрихов в биографии с избытком хватило бы для длительной изоляции от общества, «экскурсий» по этапам и лагерям ГУЛАГа, а Симонич продолжала ездить по военторговским базам, вводя в трепет их работников.

Не трогали и ее мужа. Нарком обороны Ворошилов несколько раз предлагал своему заму порвать с Симонич и ее семейством, но Кулик, как известно, был строптив.

Кире Ивановне нравилось жить на широкую ногу. Лучше многих она знала: произносимые с трибун и в тостах слова о государственных, общих интересах, которые выше личных, — всего лишь слова. Жили они тогда в доме по Большому Ржевскому переулку, на четвертом этаже. В том самом доме, где жил и застрелился заместитель наркома обороны — начальник Политуправления Красной Армии Я.Б. Гамарник. Хоть и была квартира Гамарника этажом выше и по всем архитектурным и строительным канонам должна бы в точности копировать квартиру Кулика в смысле количества и расположения комнат, да не копировала. Кира Ивановна сумела направить крепкую хозяйскую хватку, недюжинную предприимчивость мужа, и он сделал из своего семейного очага уголок поистине райский, как по размерам, так и по комфорту. Уж каким способом — неведомо, но объединил Кулик две квартиры в одну и стал обладателем восьми комнат… на троих.

Если такой человек, как Кира Ивановна, чего-то очень хочет, он обязательно должен получить желаемо-ею. Во время совете ко-финляндской войны действовал строжайший запрет на допуск в действующую армию лиц, не имевших отношения к войскам. Кира очень просила Григория Ивановича помочь мужу ее сестры художнику Храпковскому попасть на фронт. Как «не порадеть родному человечку»? Как лишний раз не продемонстрировать перед многочисленными родственниками свои возможности, силу? Но первая попытка сорвалась. Жена ехидно улыбалась. Кулик забеспокоился, несколько раз звонил заместителю начальника Политуправления Красной Армии Ф.Ф. Кузнецову по этому поводу. Кузнецов в конце концов не выдержал:

— Ну что ты со своим свояком привязался? Я из-за него на неприятности нарвался. Сам Мехлис против. Звони ему.

Мехлису Кулик звонить не стал, а дал указание горвоенкомату откомандировать Храпковского в действующую армию. Тот убыл в прифронтовую зону делать эскизы, воспевать советский героизм, а Григорий Иванович с удовольствием пил коньяк в свою честь. И вдруг обухом по голове — протеже Кулика разоблачен как вражеский лазутчик… Сняты с должностей работники военкомата. Не минул рикошет и Кулика. В конце апреля его вызвал к себе Сталин. Показывал документы НКВД о шпионской деятельности семейства Симонич. Категорически посоветовал развестись с ней. Кулик пообещал, но, вернувшись домой, обо всем рассказал жене. Та сильно испугалась, несколько дней была не в себе, все куда-то звонила, к кому-то бегала. Друзья ее к ним приходить перестали. Потом официальные майские торжества, праздничный стол. Берия был, как всегда, суховато-вежлив, но, когда он задержал взгляд на Кире Ивановне, Кулик почувствовал, как дрогнула ее рука. В один из майских дней она молча собралась и ушла куда-то. Больше Григорий Иванович ее не видел.