Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Как тут не вспомнить слова Цицерона о том, что бывают такие законы, которые заслуживают названия закона не более, чем решение, принятое с общего согласия разбойниками.

Кстати, именно А.В. Луначарский, возглавивший Наркомат просвещения в первом правительстве РСФСР, являлся одним из наиболее яростных сторонников «истребления органов старого права», упразднения Сената и дореволюционных судебных учреждений. «Долой суды, мумии, алтари умершего права, — писал он в статье «Революция и суд». — Разбить вдребезги старый суд — орудие врага и наши цепи, — это первый долг революционеров…». Ему же принадлежит идея передачи функций осуществления правосудия «победоносному народу», который должен делать это, руководствуясь революционной совестью, отражающей его классовый характер [4] Луначарский А.В.Революция и суд. Тифлис .1919. С. 3-8. .

Осознавая предстоящие трудности осуществления правосудия, обусловленные отсутствием правовой основы, в статье «Революционная роль советского права» Стучка, оппонируя Луначарскому, с сожалением констатировал, что «после Октября наше первое выступление правового характера заключалось в создании пролетарского суда без буржуазного права, но и без пролетарского». К сказанному можно смело добавить: «и без юристов», так как при отказе от права не нужны и юристы.

Спустя четыре дня после публикации Декрета № 1 в газете «Известия» появился директивный документ под названием «Руководство для устройства революционных трибуналов» (какой орган его принял и принимался ли он кем-либо — неизвестно). Авторство приписывают тому же Стучке. В нем узаконивалось то, что уже происходило стихийно — создание революционных трибуналов отдавалось на откуп Советам рабочих и крестьянских депутатов, а при вынесении решений предоставлялась полная свобода в выборе средств борьбы с нарушителями революционного порядка. Что полностью развязывало руки чрезвычайным карательным органам.

Кстати, Петр Иванович стал не только закопёрщиком уничтожения всей прежней системы права в стране, но и непосредственно приложил руку к разгону самого авторитетного судебного органа России — Правительствующего Сената. В одном из своих воспоминаний он рассказывает, что Декрету № 1 не подчинились Правительствующий Сенат и сословие присяжных поверенных. Сенат подготовил контрреволюционное воззвание, оставшееся ненапечатанным лишь потому, что рабочие сенатской типографии отказались его набрать. Здание Сената пришлось закрыть, хотя и без сопротивления, вооруженною силою: «Процедура закрытия была проделана 4 декабря 1917 года. Комиссар над Сенатом тов. Дамберг собрал всех швейцаров и курьеров и, сев в кресло первоприсутствующего, объявил, что до сей поры сенаторы сидели в креслах, а курьеры стояли у дверей, пусть теперь будет наоборот» [5] Там же. . Так буднично завершилась более чем 200-летняя деятельность Правительствующего Сената Российской Империи, выполнявшего функции государственного управления и высшей судебной инстанции.

5 декабря Стучка, уже возглавлявший Наркомат юстиции РСФСР, направил всем районным комиссарам Петрограда предписание с требованием немедленно приступить к выполнению Декрета № 1. Взамен отмененных законов Наркомюст издал инструкцию «О революционном трибунале, его составе, делах, подлежащих его ведению, налагаемых им наказаниях и о порядке ведения его заседаний». Инструкцией устанавливались подсудность дел новым судебным учреждениям, состав судов, порядок рассмотрения дел и меры наказания, которые может назначать ревтрибунал, «руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести» [6] СУ РСФСР. 1917. № 12. С. 170. . В соответствии с инструкцией, разбирательство малозначительных правонарушений, которые совершенно не интересовали большевиков, отдавалось на откуп местным судам, которые практически остались без судей и повсеместно закрывались. К контрреволюционным силам могли приписать всякого, кто позволил себе не то чтобы выступить, но хотя бы неодобрительно высказаться в адрес Советской власти, а бывшие господа, чиновники, торговцы и промышленники тотчас превращались во «врагов народа» и становились фигурантами уголовных дел, подсудными революционным трибуналам.

Трибуналы стали появляться, как грибы после теплого дождя. За короткий срок они были созданы в губернских и уездных городах, в волостях и поселках. Председатель любого Совета одним росчерком пера открывал в своей вотчине трибунал и назначал его членов. Но этим учредители чрезвычайных судебных органов Советской власти не ограничивались. Помимо ревтрибуналов по борьбе с контрреволюцией были созданы трибуналы по делам печати, по делам о хищениях, по борьбе с саботажем и злоупотреблениями торговцев, промышленников и чиновников, по борьбе со спекуляцией, по борьбе с мародерством, военные трибуналы, трибуналы в войсках внутренней охраны, трибуналы на железнодорожном транспорте… Словом, число одних названий судов и трибуналов превышало полтора десятка. Их общее количество не поддавалось учету. По сути, это были чрезвычайные карательные органы, в которых и процедура рассмотрения дел, и назначаемые меры наказания ничем не регламентировались. Все определялось настроем их членов, степенью антипатии к личности подсудимого, а также его происхождением.

Что касается кадрового состава карательных органов, то с самого начала в них прочно обосновались наиболее яростные сторонники Советской власти, не обремененные никакими нормами права. По свидетельству наркома юстиции Д.И. Курского, «профессиональные юристы составляли ничтожный процент постоянных судей, которые избирались главным образом из рабочих и крестьян» [7] Курский Д.И. Избранные речи и статьи. М.: Госюриздат, 1958. С. 50. . Положение дел усугублялось тем, что члены ревтрибуналов были временщиками. Их избирали на один — три месяца, после чего заменяли другими представителями революционного народа на те же сроки.

При таком подходе новоиспеченным служителям правосудия не было никакого интереса ни учиться, ни набираться профессионального опыта. Первые трибуналы никому не были подконтрольны и ни перед кем не отчитывались. Вышестоящих судебных инстанций, а, следовательно, апелляции и кассации не существовало.

На фоне всеобщего правового невежества у трибунальцев утверждалось чувство безответственности и вседозволенности. Как следовало из Декрета № 1, любой приговор можно было мотивировать соображениями революционной совести, классового правосознания и целесообразности, не связывая себя никакими другими ограничениями. Даже если они исходили от самой Советской власти.