Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Ну а в 1920-м в Северном государстве после бегства Миллера в стане белых произошел окончательный раскол. Часть офицеров продолжала сопротивляться до конца, но многие вняли здравым призывам красного комиссара и, прекратив вооруженную борьбу, сложили оружие, благодаря чему действительно уцелели. Им сохранили жизнь.

Вот что рассказывает о последних военных днях на Северном фронте очевидец событий писатель Борис Федорович Соколов, находившийся в тот период в штабе белой армии Миллера:

«Комиссар Кузьмин, встретившись с полковником Костанди на ст. Обозерской и убедившись в том, что действительно белый фронт почти ликвидирован, начал быстро двигаться в Архангельск. И уже на третьи сутки после отъезда Миллера произошел торжественный въезд красных войск в столицу Северной Области. Развивались красные флаги. Население, в большей части высыпавшее на встречу, довольно тепло встречало своих новых господ».

Первый период пребывания большевиков в Архангельске был временем совершенно несвойственного для большевиков либерализма. Это в значительной степени объясняется тем, что власть была в руках комиссара Кузьмина, весьма правого и культурного коммуниста.

Принципиальный противник массового террора, Кузьмин придерживался того мнения, что надо бережно обращаться с военными спецами, иначе говоря, с бывшими офицерами. Он считал, что взятых в плен офицеров не только нельзя расстреливать, но к ним надо применить особое отношение, дабы расположить в пользу Советского правительства. Вступив в Архангельск, он начал действовать в полном контакте с полковником Л.В.Костанди, неоднократно посещал последнего в его квартире. И хотя официально полковник Костанди считался отстраненным от какой-либо должности, с приходом красных войск в Архангельск неофициально многое делалось по его указаниям и советам.

Большинство из взятых в плен офицеров были отпущены на волю. Так, например, было со многими офицерами Двинского фронта. Только те офицеры, которые были замешаны в расстрелах большевиков или связаны так или иначе с контрразведкой, были посажены в тюрьму. Политика Кузьмина в отношении офицеров соответствовала политике большевиков в отношении гражданского населения. В это время не было реквизиций, магазины были открыты, свободная торговля процветала. Вселение в квартиры и уплотнение еще не началось, и принцип «грабь награбленное» как-будто не действовал. Лояльность советских представителей доходила до того, что бывших членов правительства М.Федотова, докторов Мефодиева и Попова оставили на свободе. С первых дней прихода красных войск начал давать спектакли реорганизованный городской театр, директором коего был назначен артист Михаил Галацкий.

Но счастливое время быстро закончилось. Уже через полторы недели в начале марта прибыл ЧК и вскоре за ней — уполномоченный особого отдела ВЧК А.В.Эйдук. С первого же дня между ними и комиссаром Кузьминым началась ожесточенная внутренняя борьба. Эйдук объявил общую регистрацию всех офицерских чинов и по особым спискам большую часть из них отправил в тюрьму. Комиссар Кузьмин протестовал, но совершенно безрезультатно. Начались реквизиции, борьба со свободной торговлей, всевозможные поборы и налоги — на лишнюю пару вещей, на меха, на сапоги и т. д. Обыски приняли массовый характер, происходили они в обстановке грубого и обидного издевательства над беззащитными гражданами. Население приуныло, начало прятаться и постепенно понимать смысл «пролетарской диктатуры». Число арестованных в архангельской тюрьме достигло внушительных размеров в несколько тысяч человек. Камеры были переполнены сверх меры, вновь арестованные направлялись в бывшую богадельню, преобразованную в тюрьму № 2.

Обращение с арестованными было обычное большевистское. Делалось все возможное, чтобы унизить человека как можно больше, оскорбить как можно глубже. На них кричали, им тыкали, заставляли, особенно людей, известных в городе, возить всякий день отбросы и мусор по архангельским улицам. Под шумок некоторые были расстреляны, но все это были еще только цветочки большевистского правления.

Комиссар Кузьмин, пытавшийся бороться с Эйду-ком, терпел одно поражение за другим. Последний отправил подробный донос Дзержинскому о «соглашательской тактике нашего товарища Кузьмина». В доносе указывалось, что «Кузьмин подпал всецело под влияние белогвардейских офицеров и что он совершенно позабыл интересы Российской Пролетарской Власти» В результате этого доноса Кузьмин — об этом он с горечью рассказывал Костанди — получил радиограмму от самого Ленина: «Обращаю ваше внимание, товарищ Кузьмин, на то, что надо тщательно избегать возможного на вас влияния контрреволюционного офицерства. Предлагается координировать вашу деятельность с деятельностью уполномоченного ВЧК Эйдука».

Вслед за этим по престижу комиссара Кузьмина был нанесён последний удар. Эйдук арестовал полковника Костанди, который пользовался особым покровительством и дружеским вниманием со стороны Кузьмина. Полковник был обвинен в тяжком преступлении — расстреле в бытность свою командующим Мурманским фронтом 9 коммунистов. Тщетно он доказывал, что не санкционировал этого расстрела, тщетно пытался Кузьмин за него вступиться, Костанди был посажен в тюрьму, в особенно строгие условия, квартира же его и вещи подверглись расхищению. Кузьмин же был отозван [23] Соколов. Б. Падение Северной области. Архив Русской революции. Берлин, 1923. T. 9. С. 78–81. .

Остается только добавить, что за те несколько дней, которые имелись в распоряжении побежденных до прибытия чекистов, значительной части белых офицеров и генералов удалось эмигрировать и счастливо избежать ареста.

Кузьмин искренне радовался такому повороту событий, так как считал, что благодаря своей дипломатии ему удалось избежать кровопролитных боев и сохранить немало жизней своих соотечественников, как красных, так и белых. Как считают в кругах белой эмиграции: «Комиссар Кузьмин, стоявший во главе Советской армии, считал легкую ликвидацию северных отрядов «удивительно счастливой». По его мнению, «несмотря на сложность эвакуационного плана белых, последние могли бы справиться без особых затруднений с назначенной им задачей и дойти до Мурманских позиций благодаря плохому состоянию советских войск». Неудача отхода белых лежит, по мнению этого комиссара, в отсутствии координационного центра, который бы руководил эвакуацией отдельных фронтов и в том, что отдельные приказания Начштаба противоречили друг другу». [24] Там же. С. 76.

Приходится лишь удивляться столь разносторонним способностям этого сугубо штатского человека, который сумел не только разобраться в сложной военно-политической обстановке, но и привел находившиеся под его командованием войска к победе над хорошо вооруженной белой армией, а также изгнанию с российской земли иностранных интервентов.