Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Думается, на обстановку еще мог повлиять М.И. Калинин, специально прибывший в Кронштадт для прояснения положения и участия в митинге на Якорной площади 1 марта. Кстати, Председатель ЦИК Советов приехал в Кронштадт без всякой охраны и предстал перед озлобленными матросами почему-то в сопровождении… своей жены Екатерины Ивановны. Но жест его оценили: присутствующие встретили появление высокой супружеской четы веселым гоготом и дружными аплодисментами.

Однако дальше первых эмоций дело не пошло. Бурные аплодисменты быстро стихли. Митингующие кронштадтцы выкрикивали требования распустить Советы и избрать новые тайным и свободным голосованием, обеспечить свободу собраний профсоюзов и крестьянских организаций, ликвидировать институт политкомиссаров в армии и на флоте, прекратить реквизиции хлеба у крестьян, объявить для них свободный рынок.

Открыть митинг Кузьмину все же позволили, хотя постоянно пытались перебивать его выступление.

«Товарищи! — силясь перекричать гудящую толпу, обратился к собравшимся комиссар флота. — Перевыборы Кронштадтского Совета и освобождение его от коммунистов, к чему призывают вас контрреволюционные агитаторы, в настоящий момент невозможны. Это лишь еще больше усилит противостояние на флоте. Думаю, присутствующие хорошо понимают, что коммунисты, завоевавшие власть в 1917 году, никогда не откажутся от нее добровольно. Любые попытки разоружить их приведут к самым тяжелым последствиям. Будет кровь. Поймите меня правильно».

Кузьмин был прав. Он уже не питал иллюзий относительно того, каким образом власть намерена подавить мятеж. Не сомневался, что в обстановке, когда недовольство Советской властью приобрело всероссийские масштабы, охватив армию и флот, партийное руководство страны во главе с Лениным примет самые жестокие меры, дабы преподать всем наглядный урок.

Николай Николаевич все еще надеялся удержать матросов от бунта. Однако возбужденная толпа не внимала здравому смыслу, а попытка комиссара утихомирить собравшихся напоминанием о неизбежных последствиях была воспринята как угроза. Он предоставил слово Калинину, рассчитывая на его авторитет как одного из руководителей Советской власти.

М.И. Калинин, а вслед за ним и председатель Кронштадтского Совета П.Д Васильев не сочли нужным разбираться в претензиях перед 12-тысячной аудиторией. Они избрали более привычный путь деклараций и призывов.

Позднее, вспоминая о Кронштадтском восстании, формальный его руководитель — писарь с «Петропавловска» С.М. Петриченко говорил:

«Если бы товарищ Калинин объявил в то время, т. е. на Якорной площади, так называемый НЭП, было бы тогда успокоение и компромисс на этом и было бы тогда наше восстание? Как мыслил я, а таких очень много, компромисс был бы найден, и восстания не было бы».

Всероссийского старосту слушали плохо, забросали упреками.

— Брось, Калиныч, тебе тепло… Ты столько должностей занимаешь и, поди, везде получаешь.

Было видно, что настроение моряков резко изменилось. От первоначального благодушия не осталось и следа.

— Товарищи, прошу спокойствия. Не поддавайтесь провокаторам, — тщетно призывал Калинин, но его слова заглушал ропот толпы, откуда неслись ругань, нецензурная брань.

— Кончай старые песни! Ты хлеба народу давай!..

— Товарищи матросы, — с отчаянием в голосе кричал с трибуны Калинин. — Ваши сыновья будут стыдиться за вас. Они никогда не простят вам сегодняшний день, этот час, когда вы по собственной воле предали рабочий класс.

Последние слова потонули в негодующих возгласах. Калинина согнали с трибуны оглушительным свистом.

— Бей коммунистов, — заводилы подстрекали из толпы.

Васильев пытался навести порядок, но не смог, и заключительное слово комиссара Балтфлота Кузьмина утонуло в гуле и выкриках:

— А ты забыл, как на Северном флоте через десяток расстреливал? Долой!

Тут был явный расчет на оглушающий эффект сенсации. Комиссар Кузьмин? Стрелял? Быть такого не должно! Но человек же знает, раз говорит. А что, разве не стреляли? Стреляли. Сам председатель Реввоенсовета Республики, вождь Красной Армии товарищ Троцкий небезгрешен на сей счет.

И тут, как назло, выдержка изменила комиссару. Попавшись на крючок провокатора, он сорвался:

— Изменников делу трудящихся расстреливали и будем расстреливать. Вы на моем месте не десятого, а пятого расстреляли бы!

Тут пошло-поехало:

— Довольно, хватит! Постреляли. Орденов на нашей крови нахватали. Нечего нам грозить, не то видели. Гони его, гони!

Откуда было знать возмущенным солдатам и матросам, что слухи об участии Кузьмина в децимациях — самая что ни на есть грязная ложь. Что свой первый орден Красного Знамени он получил отнюдь не за расстрелы. Читаем приказ Реввоенсовета Республики от 17 апреля 1919 года за № 36.

«Награждается орденом Красного Знамени комиссар армии товарищ Николай Николаевич Кузьмин — за то, что при взятии дер. Борецкой 10 октября минувшего года, находясь в передовых цепях, личным примером увлекал красноармейцев. В боях под дер. Городецкой 15 октября того же года т. Кузьмин под ружейным и пулеметным огнем лично водил в атаку цепи железного батальона. При отступлении противника, рискуя попасть на мины, первый протралил минное поле противника у Троицкой, чем дал возможность пройти флотилии.»

Там же приказом по армии Николаю Николаевичу вручен золотой портсигар с надписвю: «Товарищ Кузьмин, где ты — там энергия и успех!»

Между прочим, речь идет об эпизоде на Северном фронте, связанном с освобождением от интервентов и белогвардейцев наших морских портов. Получается, что красный комиссар, а точнее, командующий войсками, вовсе не отсиживался в укрытиях, как генштабист генерал Миллер, а ходил в атаку как рядовой красноармеец. Не потому ли тогда его армия победила и интервентов, и белогвардейцев?

Ничего этого митингующим известно не было, и негодовавший от злости и бессилия комиссар (и позже не научившийся говорить что-либо в собственную защиту) вынужден был покинуть трибуну. Атмосфера митинга так накалилась, что впору было подумать о безопасности председателя ВЦИК. Калинин сначала не смог даже выехать из крепости: взбунтовавшийся караул отказался выпустить его из города. Лишь после вмешательства Кузьмина с «Петропавловска», где разместился штаб мятежников, поступила команда отпустить Михаила Ивановича. Предложили выехать и комиссару флота, но он посчитал, что здесь нужнее, что как-то удастся поправить дело. Кузьмин очень надеялся на свое выступление на предстоящем «делегатском собрании» в зале Инженерного училища. Думал, что там обстановка будет другая, что удастся удержать активистов от бунта.