Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Государству не оставалось ничего, кроме как посадить Браудера. Из отмеренных ему четырех лет он отбыл 14 месяцев: накануне визита Молотова в мае 1942-го, знаменовавшего заключение ФДР самого искреннего союза со Сталиным, президент помиловал генсека.

После освобождения с ним произошло то ли просветление, то ли помутнение, первые признаки которого заметны уже в книге «Победа и после» (1942). Браудера так потрясло решение «большой тройки» на Тегеранской конференции 28 ноября — 1 декабря 1943 года избавить мир на многие поколения от ужасов войны и полюбовно урегулировать все вопросы в ООН, что ему показалось, будто коммунизм уже победил.

7 января 1944-го Браудер созвал в Нью-Йорке пленум Национального комитета партии. 28 его участников с изумлением обнаружили, что на закрытое мероприятие генсек пригласил двести гостей. Гости не ушли разочарованными: это было уникальное шоу. Слыхано ли, чтобы вождь революционной и успешной партии вдруг объявил о ее роспуске? С другой стороны, ведь и союз США с СССР был чем-то неслыханным.

Браудер рассказал, что капитализм и социализм встали на путь мирного сосуществования и сотрудничества в едином послевоенном мире, управляемом «моральной силой» коалиции: очевидно, уже навсегда.

Крутое яйцо невозможно разварить обратно. Как многие химические процессы, это необратимо. Даже если не все обещания, сделанные в Тегеране, будут исполнены, большинство мужчин и женщин всего мира не позволят сломать это соглашение. ‹…› В этой ситуации сила, гражданская война, так называемая (sic!) революция (на самом деле контрреволюция) может быть только той силой, которую Юг использовал против Севера в нашей гражданской войне, реакционной силой, стремящейся уничтожить тегеранские перспективы и приблизить Третью мировую.

Совместная антифашистская борьба сняла классовые противоречия. Браудер готов лично пожать руку Моргану. Самобытная американская политическая культура делает двухпартийную систему незыблемой.

В качестве оппозиционной партии американцы (в том числе и большинство представителей рабочего класса) готовы рассматривать лишь ту, которая имеет шанс сразу прийти к власти. ‹…› Компартия должна скорректировать свое название, чтобы больше соответствовать американской политической традиции и собственной политической роли.

Один за другим, как загипнотизированные, делегаты от всего сердца поддержали товарища Браудера. Пленум постановил: партию распустить, создав беспартийную Американскую политическую коммунистическую ассоциацию. Что это такое, вряд ли понимал даже сам Браудер, но и XII съезд партии в мае 1944-го дружно проголосовал за ее самоубийство, кажущееся в исторической перспективе репетицией самоубийства компартий мира в эпоху перестройки. Более того: мудрое решение поддержали иностранные товарищи, включая Марти и мать Димитрова, с которыми Браудер связался по рации. Взбунтовавшегося Фостера политбюро дезавуировало, а вожака великой стачки докеров 1934-го Сэма Дарси просто исключило из партии.

Браудер был не одинок. Еще более восторженные чувства выказал Уилки в книге «Единый мир» (1943): война — плавильный котел, в котором американцы, англичане, русские и китайцы перерабатываются в новую, единую, демократическую расу. Сценарист-коммунист Пол Триверс утверждал в New Masses в сентябре 1943-го: война благотворно сказалась даже на продюсерах, а публика возмужала и стала восприимчивой к социальному кино.

В конце 1944-го эйфорию красных подстегнула благая весть: Дайс уходит! Не просто отказывается баллотироваться на новый срок в Конгрессе, но досрочно покидает КРАД. Что это, если не капитуляция? Что это, если не доказательство правоты товарища Браудера?

В годы войны Дайс вел себя так, словно ничего не изменилось, СССР — по-прежнему злейший враг, профсоюзы не заключили классовый мир, а цензура не преследует публичные проявления расизма. В сентябре 1942-го он произнес гневную речь о подрывной деятельности Frontier Films, напомнившей о себе «Родной землей», которую Дайс почему-то счел экранизацией романа Ричарда Райта «Сын Америки».

Дайс, чего с ним не случалось со времен разоблачений Темпл и Цыганки, снова стал давать поводы для смеха. В марте 1942-го он информировал вице-президента Уоллеса, что в руководимом им Совете по экономике военного времени работают 35 коммунистов. Историки полагают, что Дайс выполнял социальный заказ дельцов, чью тайную торговлю с Германией и Японией Совет начал прижимать.

Но обсуждать Америка принялась не коммунистов и не торговцев-предателей, а главного экономического советника Уоллеса — уважаемого социолога и экономиста, 60-летнего Мориса Пармели. По словам Дайса, он представлял особенную угрозу нации, поскольку посвятил одну из своих книг «Нудизму в современной жизни» (1931). Особенно насторожило Дайса то, что Пармели родился в Константинополе.

В подозрительном городе профессор родился по уважительной, даже образцово американистской причине: его родители были миссионерами. Но грех нудизма за ним числился. Прожив несколько лет в Германии, Пармели уверовал в натуралистское движение и возглавил Американское гимнософическое общество. Пропаганда нудизма стоила ему в 1938-м поста в Министерстве сельского хозяйства, перепутавшем нудизм с социализмом.

Заседания Конгресса пошли вразнос: каждый уважающий себя законодатель раздобыл экземпляр страшной книги и жадно разглядывал «под партой» фотоиллюстрации. Уоллес ответил открытым письмом Дайсу, назвав его самого «величайшей угрозой национальной безопасности» и общественной морали, а его речи — «достойными Геббельса». Уоллес отметил, что «Нудизм» вышел в респектабельном издательстве Альфреда Кнопфа и уже поэтому вряд ли является подрывным опусом, однако своего сотрудника не защитил: 19 апреля 1942-го Пармелин ушел в отставку, чувствуя себя преданным самым подлым образом.

Нудисты явно чем-то персонально обидели Дайса. В августе 1943-го шеф Департамента экономической войны потребовал — по представлению Дайса, — чтобы работавший там экспертом Бовингдон уволился по собственному желанию. «Танцующий печатный станок» отказался и был уволен, вызвав саркастические комментарии прессы.

Победу Дайсу омрачило то, что финансирование КРАД, которое благодаря скандалу с нудистами должно было пойти как по маслу, буксовало. В Конгрессе множились ряды его недоброжелателей. Лояльные прежде коллеги, припомнив регламент, возмущались, что Дайс отчитывается перед прессой, а не Конгрессом, Минюстом или вице-президентом. Подсчитав, что с июня 1938-го КРАД получила 385 тысяч, они задались вопросом, не слишком ли дорого обходится этот балаган. Республиканец Маркантонио заявил: полномочия КРАД ни в коем случае нельзя продлевать, поскольку антикоммунизм Дайса ставит его на одну доску с Муссолини, Лавалем, Петеном и даже — тут Маркантонио вроде как замешкался, но потом решился — даже с Гитлером. Стены Конгресса такого еще не слышали.