Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Фарбер — чуть ли ни единственный, кто предъявлял «Миссии» эстетические, а не политические претензии. Либералы и троцкисты негодовали. Дьюи назвал «Миссию» в письме в The New York Times первым образцом «тоталитарной пропаганды для массового потребления».

Удивительно неуклюже выражался философ Дьюи: пропаганда, по определению, — продукт массового потребления.

Time, не желая критиковать президентский заказ от своего имени, обратилась к общественным деятелям с вопросом, заключавшим в себе ответ: «Честно ли и справедливо ли выдавать ‹…› искажение текущих событий за истину в последней инстанции?»

Общественность дружно откликнулась: «Нет!»

Едва ли не самый уважаемый критик и сам сценарист («Африканская королева», «Ночь охотника») Джеймс Эйджи суммировал: «Смесь сталинизма, голливудизма, рузвельтизма и оппортунизма», «первый советский фильм, снятый на американской студии» (The Nation).

Эйджи — единственный, кто оговорился, что считает благом для Америки все, что укрепляет военный союз с Россией. Прочие критики рассуждали так, словно войны не было и в помине. Словно в мирное время по дикой прихоти Голливуд вздумал прославить «кремлевского горца». Еще изумительнее то, что критиков фильм не только возмутил, но и ошеломил: словно они не знали, что им предстоит, и были оскорблены в лучших чувствах. Между тем книга Дэвиса не могла пройти мимо внимания Мейера Шапиро или Дороти Томпсон, но не вызвала у них по выходе в свет протестов.

ДВИ были чужды нюансы:

[ «Миссия»] — потрясающая история о России, [которой суждено стать] одним из самых замечательных фильмов этой войны и величайшим вкладом в программу военной информации.

Дэвис ненадолго вернулся в счастливое московское вчера. 20 мая 1943-го он сопровождал посла Стэндли на кремлевском показе для Сталина, Молотова, Литвинова, Берии, Микояна и Ворошилова. Свою историческую роль паллиатива второго фронта, в его отсутствие демонстрирующего Москве нежнейшие чувства Америки к СССР, фильм сыграл.

Фильм обошелся Уорнерам в полтора миллиона, да еще на рекламу ушли немыслимые 250 тысяч (называют и полмиллиона), но собрал лишь 945 тысяч. Только этот провал спас Fox от конфуза куда большего, чем тот, которым могла обернуться «Буря на Западе».

Преминджер, немецкий беженец, режиссер и продюсер, ангажировал Ларднера адаптировать книгу Марты Додд «Из окна посольства». Из окна она смотрела на нацистскую Германию, где Уильям Додд, ее отец, работал послом в 1933-1937-м. Пикантность ситуации в том, что Марта — она же Лиза — работала на советскую разведку. Ее разработку начал Борис Виноградов, работавший в Берлине первым секретарем полпредства, а завершил в 1936-м корреспондент «Известий» Дмитрий Бухарцев. Процесс затянулся, поскольку Марта и Виноградов полюбили друг друга, и возмущенный Центр перевел его в Польшу.

Об аресте и расстреле любовника Марта могла не догадываться (мало ли, куда и под каким именем занесла его судьба разведчика), но относительно Бухарцева иллюзий не строила: в январе 1937-го арестованный Бухарцев обличал Пятакова на открытом процессе. Но это не повлияло на ее верность СССР.

Марту называют сексуальной авантюристкой (работай она на ЦРУ, назвали бы феминисткой?), любовницей Вулфа и Сэндберга, аса Удета и первого шефа гестапо Дильса. Ханфштангль сватал ее самому фюреру. Но ее искренний революционный энтузиазм несомненен, как и порывистая независимость, осложнявшая жизнь ее кураторам. В кишащем шпиками Берлине она штудировала марксистскую литературу под руководством Арвида «Корсиканца» Харнака — руководителя эффективной и жертвенной советской разведгруппы, известной как «Красная капелла».

Выйдя в сентябре 1938-го замуж за миллионера Альфреда Стерна, Марта привлечет его к разведработе, как уже привлекла своего брата. В их нью-йоркской квартире на 57-й улице и в доме в Коннектикуте бывали Хеллман, Робсон, Одетс, Блицстайн.

В 1953-м Додд и Стерн перебрались от греха подальше в Мексику. Заочно осужденные в сентябре 1957-го за шпионаж, бежали в ЧССР, уехали на Кубу, потом вернулись в Чехословакию, где Марта и умерла в 1990-м.

В общем, Ларднеру очень повезло, что у Преминджера возникли проблемы с его предыдущим фильмом «Лаура» и доработка сценария этого нуара по роману Каспари помешала ему приступить к экранизации книги Марты.

Я сказал, что неспособен представить ситуацию, в которой капиталисты сказали бы: «О’кей, ребята, у нас никак не получается управлять страной, теперь ваша очередь», и незаметно отвалили бы. Он ответил: «Действительно, неспособны представить, Алва? Действительно?» — Бесси .

В январе 1943-го Бесси познакомился в вагоне-ресторане поезда, мчавшего его навстречу голливудскому счастью, с Браудером: генсек компартии и член исполкома Коминтерна ехал агитировать за второй фронт.

Браудер никогда не казался мне выдающимся оратором или крупной личностью, но когда я познакомился с ним, он сказал, что ему очень нравятся мои книги ‹…› и пригласил в свое купе. Когда я в разговоре выказал недовольство тем, что союзники еще не открыли второй фронт в Европе, он цинично улыбнулся и сказал:

— Да полноте! Неужели вы сомневаетесь в том, что мы хорошие союзники?

После этого я окончательно понял, что он мне совершенно не по душе, и пожалел, что распил с ним бутылку курвуазье, которой жена снабдила меня в дорогу. — Бесси .

Браудер был добродушным канзасцем, очень симпатичным и благонамеренным человеком, но либеральным реформистом, использовавшим марксистскую фразеологию. — Брайт .

Браудер был американцем со Среднего Запада и говорил на языке, понятном американцам. Неслучайно именно при нем партия была популярнее, чем когда бы то ни было прежде и после. ‹…› У людей было ощущение, что партия подчинена диктату Москвы, и всем рулят европейцы, а ‹…› так называемая эра Браудера была на самом деле очень американской. — Стэндер .

В боевой профсоюзной юности Браудер дважды сидел в тюрьме. Вместе с женой, будущей советской разведчицей Китти Харрис, работал в шанхайском подполье в разгар «белого террора». В 1930-м возглавил партию, поскольку Коминтерн счел его способным положить конец борьбе между фракциями Фостера и Лавстона и не ошибся. Дважды — в 1936-м и 1940-м — баллотировался в президенты. В третий раз угодил в тюрьму при ошеломляюще нелепых обстоятельствах. Браудер 5 сентября 1939 года давал показания в КРАД, которая расследовала использование подрывными элементами поддельных документов: понятно, что в Китай он ездил не по своему паспорту. Прежде чем адвокат успел остановить его, Браудер в ответ на вопрос Дайса, пользовался ли он сам подделками, брякнул: «Да, пользовался». После чего, доводя нелепость до абсурда, отказался отвечать на вопросы, сославшись на Пятую поправку.