Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Продюсером «Гимна» был Ирвинг Лернер, как режиссер поставивший в 1943-м «Шведов в Америке» (с участием Ингрид Бергман) и «Автобиографию джипа» — остроумный и трогательный монолог безотказного автомобиля. Финал его службы, мягко говоря, эффектен: в 1944-м Лернер попался при попытке сфотографировать циклотрон в Радиационной лаборатории в Беркли. Расшифровки переписки советской резидентуры («Проект „Венона“») подтверждают его разведработу, а его контактом называют героя России (1999, посмертно) Артура Адамса — инженера, одним из первых сообщившего СССР о Манхэттенском проекте.

Даже если принять за данность, что в ДВИ и УСС хватало наших агентов, и сделать максимальную скидку на союзническую эйфорию, безнаказанность Лернера необъяснима. Уволенный из ДВИ, он работал на студии Эрика Берни Keynote Recordings. Жертвой «черных списков» его назвать трудно: именно в 1950-х Лернер работал в Голливуде, пусть и на малобюджетных задворках, где, пользуясь свободой, характерной для категории «Б», снял шедевры авангардистского нуара («Убийство по контракту», 1958; «Город страха», 1959), повлиявшие на Мельвиля и Фасбиндера.

Что-то не так с этим циклотроном, что-то не так.

Один из последних фильмов ДВИ (совместно с французским Министерством по делам военнопленных, узников концлагерей и репатриантов), «Возвращение» (1946) снял Картье-Брессон. Это был первый фильм, явивший миру кошмар лагерей смерти, хотя этой идеей в 1945-м были одержимы буквально все военные документалисты. Казалось, столкновение с ужасом — мощное противоядие от нацистской идеологии.

Самый знаменитый из этих проектов — «Германские концлагеря» Сидни Бернстайна и Хичкока — был «репрессирован» в разгар монтажа, и это не единичный случай. Логика холодной войны требовала забвения нацистских преступлений.

Полковник Лоренц продюсировал «Нюрнберг и его уроки» (1948) Стюарта Шульберга — младшего брата Бада. Некоторое время фильм шел в Германии, но в американский прокат не был допущен до 1979-го. Возмущенный — возмущенный вдвойне: его оскорбило требование в соответствии с новым законом приносить присягу на верность Америке — Лоренц подал в отставку 1 июня 1947-го. Человек, совершивший революцию в документалистике, уйдет из профессии навсегда, сняв еще один только фильм («Сельская кооперация», 1947). А жить ему оставалось целых 45 лет.

Фильм «Мы обвиняем» (1945) был крамолен вдвойне: он не только свидетельствовал о зверствах, но и был последним из фильмов, смонтированных из советской хроники знаменитого Харьковского процесса в декабре 1943-го. Он был замечателен не только тем, что завершился публичной казнью осужденных, собравшей сорокатысячную толпу, но и тем, что создал прецедент суда над нацистскими военными преступниками и впервые возложил вину за преступления и на исполнителей преступных приказов. Сценаристом фильма был Брайт. Продюсером — Ирвин Шапиро, легендарный прокатчик, открывший для Америки все европейское авторское кино: «Кабинет доктора Калигари», «Броненосец „Потемкин“», «Великую иллюзию», «На последнем дыхании»… Режиссером числился любопытнейший персонаж — импресарио Джозеф Зарович. Уроженец Петербурга, он в 1930-м уехал во Францию, а в 1937-м получил гражданство США. Жизнь он посвятил пропаганде советского искусства — от хора Красной армии, который привез на Всемирную выставку в Париже, до Хачатуряна и Ростроповича. И даже умер в Москве в ноябре 1972-го, готовя первое трансамериканское турне хора донских казаков.

Фильм был запрещен офисом Хейса по двум причинам: жестокость визуального ряда и употребление слова damned [30] Проклятый (англ.). . Он вышел 2 июня 1945-го в нескольких независимых залах и считается погибшим.

Ворхаус завершил армейскую карьеру полнометражным фильмом «Ялта и после нее» (1945).

Это был, вероятно, самый значительный из всех моих фильмов. Хьюстон освещал Тегеранскую конференцию, но снимал только, как ходят туда-сюда важные персоны — Черчилль, Сталин, Рузвельт. Я же сообразил, что это великий исторический шанс представить резолюции конференции и силы, вовлеченные в войну. ‹…› Один из бродвейских залов хотел прокатывать фильм. Глава армейской студии Astoria был в восторге, поскольку грезил о послевоенной карьере в кино. Но после Потсдама ‹…› пришел приказ из Госдепа: негатив сжечь, все копии сжечь. Мы с женой решили рискнуть и утаить одну копию, а потом я снимал фильм во Франции и, когда был впервые назван [в КРАД], вернулся в Америку только для того, чтобы уладить свои дела. Поскольку я не мог взять с собой фильм в Европу, мы закопали его на холмах за домом, в котором жили на Уэтерли-драйв над Сансет-стрип. — Ворхаус, 1980-е годы.

В эмиграции Ворхаус, как и Лоренц, порвет с режиссурой.

Больше повезло «Операции „Титаник“» (1944) об уникальном опыте американо-советского военного сотрудничества: организации под Полтавой и Миргородом аэродромов подскока для отбомбившихся по рейху «летающих крепостей», базировавшихся в Англии.

Литвак снял первые [советско-американские] контакты, но немцы пронюхали о базах и разбомбили их. Мы попытались смонтировать фильм на основе документов, которыми располагали, а я написал комментарий. Получилось не так эмоционально, не так зрелищно, как «Битва за Россию», но фильм понравился. С согласия правительства и армии он мог бы выйти в прокат. Но через несколько месяцев разразилась холодная война, и фильм таинственным образом исчез. Хотя людям Рузвельта он очень нравился. Его даже презентовали в ООН, чтобы показать русским, что мы не испытываем к ним враждебности. Они заказали несколько десятков копий, которые им были отправлены. Полагаю, что их постигла та же судьба, что и американские. ‹…› К счастью, у меня осталась рабочая копия, которую я недавно с огромным успехом показал в Москве. — Карл Форман, 1969 .

«Да будет свет» (1946), последний фильм, снятый для ДВИ Хьюстоном, был под запретом сорок лет. Речь в нем шла о солдатском психиатрическом госпитале на Лонг-Айленде.

Ничего шокирующего там не было. В ДВИ, полагаю, подумали, что видеть воздействие войны на разум ужаснее, чем видеть искалеченное тело. Выносимо зрелище операции или человека без ноги, но не помутившегося мозга. На самом деле фильм рассказывает о возвращении к жизни. Это почти религиозный опыт — видеть их умственную эволюцию и присутствовать при психиатрических опытах. Фильм завершался игрой в бейсбол. Солдат, который прежде не мог говорить, комментировал. Другой, парализованный, перебегал с одной базы на другую. Третий, все тело которого ужаснейшим образом дрожало, играл в нападении… Они не скажу, что выздоровели, но встали на ноги. Каждый месяц мне звонят то из одной, то из другой страны и просят этот фильм. Я знаю, что к Военному министерству много раз обращались по этому поводу и ответ всегда был отрицательным. Только врачи в особых случаях могли его увидеть. — Хьюстон, 1970 .