Александр Даллин - Захваченные территории СССР под контролем нацистов [Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945] [litres]

Как раз в это время фон дем Бах-Зелевски был назначен начальником антипартизанских сил, и Гитлер снова заявил, что «партизанский вопрос может быть разрешен только силой». По словам Бормана, «было установлено, что именно в тех местах, где командуют «политически толковые» генералы, население больше всего страдает от деятельности партизан». В ставке фюрера не собирались менять курс действий.

Однако помощники Кубе продолжали протестовать. Один из них попросил Берлин отложить следующую запланированную антипартизанскую операцию хотя бы до конца сезона сбора урожая. Если прежние аргументы о «психологической войне» не смогли произвести впечатление на политиков, он надеялся, что в Берлине окажутся более восприимчивы к аргументам о том, что запланированная охота на партизан приведет к потере большей части урожая. Шаг за шагом конфликт между генеральным комиссариатом в Минске и СС достигал масштабов вражды между Розенбергом и Кохом. Это было очередное противостояние на почве тактики. Оба ведомства имели одни и те же цели и предпосылки. Но Кубе и его люди выступали против беспорядочного возмездия путем террора. В этом и заключалась существенная разница между его подходом и подходом Коха. Однако к лету 1943 г., когда конфликт достиг своего апогея, было уже слишком поздно. С объективной точки зрения ни та ни другая политика уже не могла спасти положение.

Точно так же, как немцы стремились использовать в своих целях украинских националистов, вербуемых в основном в бывших польских провинциях [на Западной Украине], немецкая разведка, пропаганда и политические ведомства пытались заручиться услугами западнобелорусских политиков.

В отличие от своих польских сослуживцев в сентябре 1939 г. было выпущено на свободу около 30 тысяч белорусов, захваченных в плен в ходе немецкой кампании против Польши; белорусские общины в Генерал-губернаторстве рассматривались как желанные антипольские элементы и получали некоторый приоритет при нормировании провизии и трудоустройстве. В то же время предпринимались усилия для обеспечения сотрудничества со стороны белорусских националистических эмигрантов в Праге и Париже.

Существовала Белорусская национал-социалистическая партия (БНСП), но она была настолько незначительной, что даже немцы не верили в нее. Поэтому для разведывательной деятельности абвер вербовал других эмигрантов. Эти коллаборационисты продвигались вглубь оккупированной территории с войсками группы армий «Центр» и с айнзацгруппами СД. Однако уже через несколько дней после прибытия в Белоруссию некоторые из них вызвали гнев своих немецких хозяев. Как и у других, кто начинал сотрудничать с немцами, первоначальный энтузиазм особо впечатлительных белорусских националистов ослабел с поразительной быстротой, когда они поняли, что немцы совершенно не стремятся к свободной Белоруссии.

Такое осознание было связано с двумя фактами. С одной стороны, в планах Германии не говорилось об отказе от контроля над любой из недавно захваченных территорий, включая Белоруссию. С другой стороны, очевидцы на местах единодушно сообщали о поразительной слабости сепаратизма в советских (в границах до 1939 г.) провинциях Белоруссии.

Розенберг хорошо знал об этом. Он понимал, что «пробуждение особой [национальной] жизни и возведение жизнеспособной государственной структуры» в Белоруссии было «чрезвычайно медленным и трудоемким процессом». Тем не менее он был настроен разжечь здесь национализм так же, как и в других местах, «в связи с необходимостью ослабления русского центра». Он осознавал трудности: хотя большевизм подавил какой-никакой существовавший в этом районе сепаратизм, он приказал: «Необходимо укреплять автономное белорусское антироссийское сознание».

В немецких отчетах неоднократно обращалось внимание на поразительные различия между бывшими польскими территориями Белоруссии и теми, которые почти четверть века находились под советским правлением. В первых немцев приветствовали «в основном как освободителей или, по крайней мере, с дружественным нейтралитетом»; были даже основания полагать, что можно «осторожно попытаться взрастить особое белорусское народное сознание». В восточной же части Белоруссии ситуация была иной: «В результате русификации, коммунизации, а среди сельских элементов и насильственного перемещения этнически чуждых групп в колхозы, белорусское национальное самосознание почти не наблюдается».

К тому времени, когда немцы добрались до Минска, даже СД обнаружила, что, несмотря на то что некоторая часть населения придерживалась антисоветских взглядов, «белорусское самосознание практически вымерло, особенно в бывшей советско-российской области, и белорусский менталитет живет среди широкой массы населения лишь через язык».

В целом крупные слои населения, хотя и были поначалу пассивными, первоначально встречали немцев с большими надеждами. Однако надежды эти очень скоро сменились разочарованием. Имели место жестокое обращение немцев с военнопленными, неспособность Германии удовлетворить пожелания крестьян, проведя радикальную аграрную реформу, а также унижение различных групп и отдельных лиц.

«Положительное отношение к немцам, – писали СС с резким осуждением в адрес армии, – подвергается опасности беспорядочными реквизициями со стороны войск, которые становятся достоянием общественности, в частности отдельными случаями изнасилования и в целом обращением армии с гражданским населением, которое ощущает себя вражеским народом».

Массовое истребление евреев инициативными группами также внушало населению страх – настолько, что сама СД признавала, что «резкие меры против евреев, особенно казни, к настоящему времени значительно усилили антигерманские настроения». К тому же СД со злобой заявляла, что «из-за пассивности и политической недальновидности белорусов учинять погромы против евреев представлялось практически невозможным». Отсрочка дальнейших ликвидаций силами СС произошла во второй половине августа, когда армия наконец издала строгие указания о запрете «бессмысленных» реквизиций. Однако первых недель было достаточно, чтобы нанести непоправимый вред немецким целям.

Ввиду слабого отклика, который белорусский сепаратизм находил среди населения, вполне логично было бы пересмотреть немецкую политику, основанную на широком использовании националистов. Однако такая переоценка проведена не была; Розенберг, к примеру, с самого начала не ожидал, что они получат особую популярность. Многим националистам, прибывшим в Белоруссию, разрешили занять должности по выбору в местном правительстве, экономике, прессе и полиции. Несмотря на установленные на деятельность «представителей местного населения» ограничения, многие из них своими действиями и отношением вызвали еще большее негодование в обществе.