Саша Сулим - Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

Уволившись из полиции, Артем приносил пользу, помогая заключенным, которых он когда-то опрашивал по делу ангарского маньяка, освободиться условно-досрочно. За последние два года он объездил несколько десятков потерпевших по делу ангарского маньяка и вместе с ними составил письма благодарности за помощь в поиске опасного преступника. В итоге трое мужчин освободились условно-досрочно: «20 из 23 лет заключения человек уже отсидел, взысканий тоже не имеет, работает, по всем своим обязательствам расплачивается». Всех троих когда-то посадили за убийства — но Дубынин считает, что они уже заслужили свободу. «Они хулиганить уже не будут. Знаю много примеров, когда бывшие опэгэшники досрочно освобождались и больше в неприятные истории не попадали, — объясняет он. — Многие из них завели семьи, стали нормальными людьми, хотя до этого были бандитами и убийцами — на каждом минимум по три трупа было. Но как-то так получилось, что исправились».

Дубынин скучает по службе — и говорит, что «мог бы еще раскрыть большое количество преступлений», но не при нынешнем полицейском руководстве. На пенсии он стал больше читать книг об оперативниках и смотреть полицейские сериалы — американское и французское гангстерское кино ему нравится больше российского, но один здешний сериал, «Ментовские войны», он оценил высоко: «Процентов на 80 там все показано правдиво — про коррупцию, про продажных ментов, про отношение руководства».

Некоторых вещей, однако, не компенсировать никакими сериалами. Больше всего бывший опер тоскует по чувству «морального удовлетворения», которое он испытывал, когда ловил виновного в убийстве или изнасиловании. «Это как адреналина хапнуть: вот ты идешь, идешь по следу, что-то получается, что-то нет, а потом вдруг раз — и оно стреляет, и ты раскрываешь преступление, — говорит Артем Дубынин. — Это состояние, которое невозможно описать словами».

О деле «ангарского маньяка» я впервые услышала в январе 2017 года — тогда стало известно, что Михаил Попков, приговоренный к тому времени к пожизненному заключению за убийство 22 женщин, признался еще в 59 преступлениях. Тема сразу показалась мне захватывающей, но уж больно напоминала историю для таблоидов — именно там я и нашла большинство подробностей: о жертвах Попкова, его семье и о том, что он называет себя «чистильщик».

В «Медузе», где я на тот момент работала, мы тогда почти не писали на криминальные темы, и поездка в Иркутскую область вряд ли состоялась бы, если бы редактор отдела спецкоров Александр Горбачев не предложил написать не о самом маньяке, а об одном из следователей, который занимался этим делом на ранних стадиях, — Николае Китаеве.

Фигура Китаева сразу меня заинтересовала: человек с несколькими высшими образованиями, автор сотен научных статей по криминалистике, в 1980-е годы доказавший вину «иркутского монстра» Василия Кулика, который насиловал и убивал детей и пожилых женщин. Китаев согласился со мной встретиться, но сразу предупредил, что говорить о деле «ангарского маньяка» не будет — ни расследованием, ни допросом преступника он не занимался, только много лет назад проводил проверку. В командировках часто все идет не по плану, так текст о легендарном следователе превратился в совсем другую историю.

Китаев подсказал мне фамилии двух важных персонажей в деле «ангарского маньяка» — оперативника Артема Дубынина и следователя Евгения Карчевского. Тогда, зимой 2017-го, я смогла встретиться только с Артемом — провести интервью с Евгением Карчевским не разрешила пресс-служба СК России.

Чтобы поговорить с оперативником, я впервые приехала в Ангарск и сразу поняла, что город — важный персонаж этой истории. Один из первых же моих собеседников сообщил, что здесь есть собственное здание со шпилем и вообще город называют «таежный Ленинград». На мой взгляд, Петербург Ангарск напоминает очень отдаленно; больше город похож на декорацию какого-нибудь фильма или сериала, например, о маньяке, который годами ускользает от правосудия. Свежеоштукатуренные фасады домов на центральной улице Карла Маркса сменяются обшарпанными двухэтажками, а потом — хрущевками и девятиэтажками; кое-где встречаются гигантские застойные мозаики на революционную тематику. При этом Ангарск не назовешь типичным провинциальным городом — есть в нем какое-то свое настроение, свой микромир тихих двориков, в которых летом жители разбивают клумбы в «лебедях-покрышках», а зимой забывают сбивать с крыш метровые сосульки.

Артем Дубынин встретил меня в своем кабинете в старом здании следственного отдела — двухэтажной постройке середины прошлого века с давно не реставрировавшимся фасадом и пустынными мрачными коридорами. На стене у рабочего стола Дубынина висели пожелтевшие газетные вырезки начала 2000-х годов — в статьях писали о маньяке, которого никак не могли поймать. Говорил Артем тогда сдержанно, как будто цитировал рапорт, — было заметно, что он старается не выходить за установленные руководством рамки. Тем не менее уже тогда мне он показался человеком неравнодушным и увлеченным своей работой.

В середине марта 2017 года на «Медузе» вышел мой первый текст о деле «ангарского маньяка», а в ноябре я узнала, что Михаил Попков дал интервью программе Андрея Малахова «Прямой эфир». Я решила тоже попробовать поговорить с убийцей, направила запрос в Следственный комитет России — и на этот раз там одобрили и встречу с самим Попковым, и интервью с Евгением Карчевским. Накануне вылета в Ангарск мне позвонила адвокат Попкова Елена Маслова и сказала, что ее клиент общается с журналистами только за деньги — это единственный способ заключенного заработать на сигареты и продукты из магазина следственного изолятора. Точную сумму «гонорара» адвокат предложила обсудить с ней.

Я ответила, что «Медуза» никогда не платит за информацию, да и вообще, это нарушение журналистской этики. Но адвокат продолжала настаивать и сказала, что, если я ей не заплачу, Попков просто «будет сидеть напротив вас и улыбаться». Тогда я предложила заплатить пять тысяч рублей из собственных денег — с точки зрения правил профессии это, конечно, было неправильно, но мне страшно не хотелось упускать этот шанс. Маслова сказала, что спросит у Михаила — она всегда настаивала, что решение принимает именно он, — и на следующий день подтвердила нашу встречу. Видимо, мне тогда повезло — я слышала, что некоторые журналисты платили Попкову в десять раз больше, чем я.

Мы встретились с Попковым в том же следственном отделе по Ангарску, куда его привезли из СИЗО. Первый час из нашей трехчасовой беседы ушел на разговоры ни о чем: мне казалось, что, чтобы установить контакт с собеседником, нужно принять его правила игры и задавать вопросы, на которые ему будет интересно отвечать. Поэтому мы говорили о книгах, которые он читает, об автомобилях, которые он покупал на рынке в Уссурийске, и о его любимых исторических личностях. К вопросам по существу дела я перешла во второй части интервью и столкнулась с фирменным приемом убийцы — не давать прямого ответа на неудобные вопросы, уходя в пересказ историй из жизни или литературы. Впрочем, тогда мне казалось, что любая сказанная Попковым фраза как-то раскрывает его характер.