Саша Сулим - Безлюдное место. Как ловят маньяков в России

Свое главное впечатление от разговора с Попковым я бы сформулировала так: ужас в том, что самый кровавый и жестокий убийца в современной истории России выглядит как обычный человек. Если бы он выглядел как-то по особенному угрожающе, смириться с существованием таких людей было бы куда проще.

А еще именно тогда я четко сформулировала, почему меня интересует история «ангарского маньяка». На примере Михаила Попкова я хотела разобраться, в какой момент жизни и почему человек переступает грань, которая для большинства из нас является запретной. Что его толкает на убийство? Как он себя внутренне оправдывает? Как потом с этим живет? Эти вопросы о происхождении зла потом я буду задавать себе и своим героям и в других материалах — о педофилах, приговоренных к расстрелу преступниках, неонацистах или подростках, которые называют себя ауешниками.

После моей второй поездки в Ангарск мы стали регулярно общаться с Артемом Дубыниным. Он часто писал мне в WhatsApp о несправедливостях, с которыми сталкивается в работе, о своих новых расследованиях и, конечно, о деле «ангарского маньяка». В итоге я написала текст о «маньячной группе», потом — о деле «тулунского маньяка». Когда Артем ушел на пенсию, наши беседы стали еще откровеннее: теперь ему не надо было отчитываться перед начальством и он мог свободно говорить о своих претензиях к системе, в которой работал, и о том, как за 18 лет службы ни разу не ходил в отпуск, неделями не ночевал дома, чуть не развелся с женой, — потому что однажды решил, что хочет помогать людям и ловить преступников. Его вынужденное увольнение невзначай помогло окончательно оформиться моему замыслу: хороший полицейский в стране, где это выражение звучит как оксюморон, — идеальный главный герой для книги.

В «Медузе» вышло четыре текста, так или иначе связанных с делом «ангарского маньяка». Материалы, которые были собраны при их подготовке, вошли в эту книгу. Кроме этого я дважды была в Ангарске в качестве независимого журналиста — общалась с близкими жертв Попкова и одной выжившей, Евгенией Протасовой. Честно говоря, именно эти разговоры психологически дались мне сложнее всего.

Журналист и писатель Том Вулф когда-то определил то, чем занимались он и его коллеги, так: «Журналистика, которая читается как роман». Мне тоже хотелось, чтобы моя книга читалась примерно так же. Поэтому — в отличие от материалов, выходивших на «Медузе», — я опускала в тексте книги ссылки на источники, кроме тех случаев, когда они по-настоящему важны для читателя. Тем не менее это не художественная литература, а именно журналистика: я ничего не выдумывала. Все источники информации — мои собеседники, литература, статьи, которыми я пользовалась, — перечислены в разделе «Источники».

В августе 2020 года я снова оказалась в Ангарске — уже в шестой раз: приехала снимать документальный фильм о деле «ангарского маньяка» и вновь встретилась с Михаилом Попковым. На этот раз мы говорили в иркутском СИЗО через решетку. Я заметила, что Попков постарел, а его взгляд стал менее уверенным. На мои вопросы он по большей части отвечал дословно теми же формулировками, что и в нашем разговоре в декабре 2017-го, приводил те же примеры, отсылал к тем же событиям — правда, видно было, что он прочитал еще несколько книг и теперь их цитирует (например, «Текст» Дмитрия Глуховского). Когда убийца узнал о том, что я пишу книгу о нем, он сказал: «Ну, вы можете рассказать, как меня искали, но что у меня в голове, вы все равно не знаете».

Это, конечно, правда. Когда мое интервью с Попковым было опубликовано в «Медузе», многие обвинили меня в том, что я даю убийце трибуну и возможность оправдаться. Я никогда не ставила перед собой такой задачи. Как могут заметить читатели этой книги, в ее тексте куда больше рассказов оперативников и следователей, которые хорошо изучили преступника, и историй жертв маньяка, чем его собственных слов: мне хотелось — хотя бы через близких — дать голос тем людям, которых Попков навсегда лишил возможности высказаться. Однако, как мне кажется, услышать самого Попкова тоже важно. Хотя бы чтобы еще раз попробовать понять, что толкнуло его на его преступления, «что у него в голове». Поэтому в качестве приложения к основному тексту книги мы с редактором решили опубликовать текст моей первой беседы с Попковым, состоявшейся в ноябре 2017 года (по существу от второго разговора, недавнего, она отличается не слишком — а зафиксировать первую встречу с убийцей показалось ценным). Я не уверена, что эта попытка услышать голос маньяка поможет предотвратить подобное в будущем, — но я не вижу причин не попытаться.

— Вы попросили привезти вам судоку. Любите разгадывать?

— Да, у меня как раз на днях они закончились. Пришлось самому составлять — чертил на бумажке квадраты, придумывал комбинации. Тюрьма — это тюрьма, там можно сидеть и не думать о содеянном, а чем-то пытаться отвлечься. Это я у Ходорковского вычитал в книжке (имеется в виду книга Михаила Ходорковского и Натальи Геворкян «Тюрьма и воля». — Прим. ред. ). В общем-то, он ничего нового не придумал.

— Кроме судоку, как вы еще отвлекаетесь?

— Сейчас у меня есть одна непрочитанная книга, так что я уже знаю, что ближайшие выходные я проведу с ней — дальше надо будет искать возможность, чтобы что-то прочитать.

— Где вы берете книги?

— Вот это проблема. Когда меня администрация [СИЗО] просит заполнить бумаги о том, доволен ли я бытовыми условиями, — я везде плюсики ставлю, кроме пункта библиотека. Я за это время некоторые их книги уже дважды прочитал.

— Что вы любите читать?

— Я особо непривередливый, могу и «Сталкера» почитать, могу и Валентина Пикуля, могу и какие-нибудь исторические книги. Особенно интересно читать о недавних событиях — тогда можно проводить аналогию с сегодняшним днем. Знаете, почему американцы не пошли на подписание торгового соглашения с Российской империей после Русско-японской войны? Из-за еврейского вопроса. 80 % первых большевиков, организаторов Великой октябрьской социалистической революции, были евреями. Сталин потом всех их уничтожил. Еврейский вопрос не был закрыт в СССР вплоть до конца 1970-х годов. Если при Николае II среди студентов университетов было 5 % евреев, то во времена Брежнева эту цифру снизили до 1,5 %.

— Почему вас так беспокоит еврейский вопрос? У вас есть еврейские корни?

— А я откуда знаю, есть корни или нет? В году 2004-м я хотел в Израиль съездить — из интереса. Узнавал тогда, как можно получить визу с правом работы. У меня там знакомые живут — они мне приглашение сделали. Мне было интересно, куда я там могу устроиться — как гастарбайтер, конечно, — и какую сумму за полгода заработать.