Юрий Поляков - В зоне риска. Интервью 2014-2020

– Мы пытались ваш политический портрет составить. И как-то немножко растерялись. Вот вы жёстко власть критикуете – а либералов, которые тоже против власти, – критикуете не меньше. Не с ними, то есть. Нестыковка какая-то.

– Видите ли, писатель по роду занятий обязан быть оппозиционером. Власть – это всегда, в общем-то, насилие. Хорошо ещё, если разумное и необходимое. Кто вступится за малых мира сего? Писатель. Кто сформулирует то, чем именно недоволен народ? Писатель. Однако оппозиция совсем не обязательно должна быть непримиримой. Вот к Ельцину я был в непримиримой оппозиции, потому что это была не власть, а напасть. С нынешней властью я состою скорее в критическом соратничестве.

– Что категорически не приемлют наши либералы, которым всё революции подавай…

– Конечно, они критикуют власть, чтобы самим стать властью: «Мы создаём Кремлю проблемы за то, что сами не в Кремле мы!» Я же просто хочу, чтобы наша страна жила лучше во всех отношениях. Например, недавно спросил у президента: «А почему, например, к столетию великого русского композитора Свиридова поставили памятник Ростроповичу?» Он очень удивился. Теперь собираюсь спросить, почему памятник Плисецкой в Москве поставили раньше, чем Улановой? Странно как-то выходит…

– Кстати, а почему так получилось?

– Сведущие люди говорят: «А вы найдите денег на памятник Свиридову, и мы ему тоже поставим!» Значит, на памятники Ростроповичу и Плисецкой сбросились. Хорошо это? С одной стороны, неплохо: нашлись щедрые люди. Но с другой стороны, должна же быть какая-то внятная государственная политика по увековечиванию имён выдающихся сограждан. Если мы будем ставить памятники на коммерческой основе, то далеко зайдём. Как известно, криминал денег на мрамор для усопших братков никогда не жалел. А что у нас с юбилеями выдающихся людей? Вы слышали про надвигающиеся 150-летие Горького и 200‐летие Тургенева? Нет? То-то и оно. А по поводу 100-летия Солженицына, которое грянет в 2018-м, всех ещё в 2014-м на высокий старт поставили.

– У нас как-то… чем больше писатель презирает свою страну, тем почему-то его больше поднимают на щит. Вы не замечали?

– Не только замечал, но и постоянно об этом говорю. Но поймите правильно: это не значит, что писатель не может поссориться с властью, уехать из страны, ругать её из-за границы. Может. А бывает – и должен. Но нельзя лишь это обстоятельство делать решающим при оценке места человека в отечественной культуре. Но именно так чаще и происходит…

– Юрий Михайлович, вас на Украину не пускают?

– Не пускают, я в списке невъездных…

– Вы в список скопом попали или за какие-то конкретные прегрешения?

– Я думаю, что за позицию «Литературной газеты» прежде всего, хотя жена у меня, между прочим, украинка и родилась в Борисполе. Мы в «ЛГ» о том, что происходит на Украине, стали писать гораздо раньше, чем другие наши СМИ. Ещё в 2002—2003 году у нас была рубрика «Севастопольские рассказы», где мы писали о незалежных безобразиях в городе русской славы. А чтобы не подставлять наших инсайдеров, мы сфотошопили мордашку симпатичной девушки и придумали ей псевдоним – Рада Переяславская. И вот мне звонит из посольства Украины какой-то советник: «Мы внимательно читаем колонку. Рада Переяславская, конечно, – талантливый журналист, но многое пишет неправильно. Мы хотели бы побеседовать с ней. Вы можете нам такую встречу организовать?» Я мнусь: «Это, знаете, будет примерно так же трудно, как организовать вам встречу с Козьмой Прутковым». На что он мне ответил: «Можно и с Козьмой Прутковым тоже встретиться». Мы потом опубликовали ещё немало острых материалов на украинскую и крымскую темы, как говорится, по собственной инициативе, не дожидаясь, пока власть озаботится проблемой. Наверное, поэтому, когда в честь воссоединения с Крымом наградили большую группу российских журналистов, про «Литературную газету» даже не вспомнили…

– Юрий, вас с наступившими праздниками! Я давно заметил, что мы с вами каждый год в это время, день в день, общаемся. И потом – как вы скажете, как напишете, – так всё и сбудется. Можете что-нибудь хорошее сейчас спрогнозировать? Чтобы сбылось.

– Мне кажется, что если говорить о хорошем, то всё-таки у нас в этом году наметится разумный диалог с Западом. И вообще, у меня складывается ощущение, что на Западе сейчас будут приходить к власти представители национальных элит. Не наднациональных, которые связаны со всеми этими евросоюзами и так далее, а национальных. И с ними всегда договариваться проще. Потому что они представляют интересы своей страны. И тут точек соприкосновения можно будет найти больше. Я надеюсь, что и Трамп в своей политике сдержит те обещания, реализует ту симпатию, которые он высказывал и выражал по отношению и к президенту Путину, и к нашей стране.

– Он национальная элита? Правильно?

– Конечно. Он в большей степени национальная элита, чем все эти Олбрайт, Клинтоны и так далее. Он даже внешне похож на американца. Клинтон и Олбрайт, они были похожи, и этот самый, как его, Обама, – на кого угодно, но только не на…

– Олбрайт, слава Богу, не президент.

– Да. Не на типичного американца.

– Так. Что ещё? Прогнозы по внутренней политике?

– Я думаю, что наша власть с учётом всех проблем…

– У нас же национальный лидер, да?

– У нас национальный лидер. И от него уже давно общество ждёт решительной борьбы с коррупцией и с теми социальными перекосами, которые у нас возникли. Потому что – сколько можно за счёт основного населения, за счёт его уровня жизни оплачивать противоестественно высокий уровень жизни, оклады, «золотые парашюты», заграничную собственность, так сказать, вплоть до островов личных одного процента населения, представители которого ничего такого для нашего Отечества, за что можно им было бы платить деньги, не сделали? Даже близко ничего не сделали!

Когда грянула история с премией нашего главного почтмейстера, я почему-то вспомнил, как, приплыв на Соловки, отправился на почту, чтобы отправить что-то на большую землю. А почта оказалась закрыта. Когда я спросил, давно ли она закрыта, когда откроется? Мне сказали, что никто не знает, потому что единственный почтовый служащий, который там работал, уволился, сказав, что на семь с половиной тысяч рублей в месяц содержать семью он не в состоянии. Понимаете? И когда вот это в моих мозгах увязывается с многомиллионной премией нашего главного почтмейстера, я начинаю думать – зачем же в стране формировать революционную ситуацию?