Александр Солженицын - Бодался телёнок с дубом. Очерки литературной жизни

Выход «Одного дня Ивана Денисовича» не прошёл безследно и на Дону. Управление КГБ начало кропотливое, тщательное изучение ростовского периода жизни писателя. Было установлено, что до войны он жил с матерью в Ростове, учился в школе, а затем в университете на физмате, который окончил перед войной. Тотальное изучение его дружеских, приятельских, интимных связей позволило выявить и определить характер людей, их мировоззрение, а главное, определить способы и методы общения с ними. Круг соучеников по школе и сокурсников по университету оказался небольшим (всё-таки прошло более тридцати лет). Люди эти жили в Ростове, Новочеркасске, Таганроге. Были они, конечно, весьма разные. Некоторые из них занимали солидные должности. Информация, полученная от них, вырисовывала следующую картину: мать писателя – машинистка в госучреждении, отсюда постоянная нехватка денег, нужда, лишения. Юноша был одарён, аккуратен, жил буквально по расписанию. Девчёнки любили его за ум, цельность, способности, но похихикивали над его замкнутостью, отчуждённостью.

При разговорах с бывшими сокурсниками и приятелями Солженицына обозначилась характерная деталь: чем выше должность собеседника, тем меньше информации о его отношениях с писателем. Некоторые «откровенно», старательно поносили его. Но были среди них и такие, редкие, в общем-то, смелые люди, которые с уважением, более того, преклонением отзывались о великом писателе.

Поскольку я руководил одним из подразделений 5-го идеологического отдела Управления КГБ Ростовской области, вся информация о жизни А. И. Солженицына в Ростове сосредотачивалась у меня. Согласно инструкции, эту информацию я немедленно направлял в 5-е Управление КГБ СССР, точнее, в спецгруппу Управления. Но мои функции этим не ограничивались. Они были гораздо шире. Центр направлял в Ростов иностранных, заранее подготовленных писателей, которых подробно знакомили с ростовским периодом жизни Александра Исаевича, преследуя единственную цель: дать материал для будущих зарубежных публикаций, компрометирующих имя писателя, – такая практика действовала на протяжении многих лет. И не только при содействии иностранцев. Например, первая жена Александра Исаевича – Наталья Решетовская, с помощью 5-го Управления опубликовала и распространила книгу «В споре со временем», порочащую супруга.

Но вернёмся к иностранным литераторам. Первым из них в Ростове был чех по имени Томаш, сын известного в Чехословакии писателя. В 1968 году, в период так называемой пражской весны, он эмигрировал в Швейцарию, откуда был возвращён на родину органами госбезопасности Чехословакии. Почему? На Томаша возлагались большие надежды, разумеется, с учётом литературного авторитета отца. Лет 35-ти, симпатичный, с приятным акцентом (он говорил по-русски), балагур и компаньон, Томаш моментально располагал к себе. Очень любил выпить, чем активно пользовались заинтересованные службы.

В Ростов он прибыл с руководителем московской спецгруппы и майором чешских органов госбезопасности Вацлавом. За несколько дней их пребывания на Дону мы ознакомили гостей с Ростовом, выезжали в Новочеркасск, в Институт Виноградарства и виноделия, где обосновалась «точка» местного отделения КГБ. Попутно знакомили с отобранными руководителем спецгруппы материалами, которые тенденциозно, однобоко преподносились Томашу. Такой сценарий применялся во всех случаях, ибо на этот счёт всегда имелась строгая установка центра. В результате – за рубежом появилась книга Томаша Ржезача «Спираль измены Солженицына» (изд-во «Прогресс», М., 1978. – Примеч. ред. ). Спустя некоторое время московские коллеги передали мне подарочный экземпляр книги.

Второй визит нанесла писательница из Канады. Не очень популярная у себя в стране, она, по-видимому, решила приобрести международную известность на щепетильной, скандальной «солженицынской» теме. В почтенном возрасте, с грубыми чертами лица, сухопарая, выше среднего роста, она не очень привлекала к себе.

На этот раз её принимали под крышей Ростовского отделения АПН (Агентство Печати Новости). Сопровождающий её представитель московской спецгруппы КГБ имел соответствующие документы прикрытия и визитную карточку на русском и немецком языках с указанием телефона-коммутатора – не КГБ СССР, а совершенно другого, что навело на мысль о резиденции КГБ и в Московском АПН. Канадскую писательницу сопровождала также московская переводчица – смазливая, фривольная в обращении, неопределённых лет женщина. Надо полагать, она действительно работала в АПН, параллельно оказывая «услуги» службе Госбезопасности. Однажды, за очередным лёгким ужином, орошённым лёгкой же выпивкой, коллега из центра кивнул в сторону переводчицы и сказал:

– Знаешь, кто она? Дочь Анки-пулемётчицы.

– ???

Та громко рассмеялась:

– А что, разве не похожа?

И совсем доверительно:

– Кстати, отец мой – Чапаев.

До приезда канадской писательницы я, как всегда, получил указания и насчёт увеселительных мероприятий. Мы посетили дегустационный зал магазина «Солнце в бокале», холодильник № 1, где нас встречали и угощали, как самых дорогих гостей. Спектакль продолжался катанием на «Ракете» по Дону. Самым печальным оказался финал этого спектакля. Несколько позднее я узнал, что канадская писательница не только не оправдала затрат и надежд, а якобы публично разоблачила эту аферу КГБ. В таких случаях оправдание находится тут же: козни американских спецслужб.

Моё отступление от главной темы воспоминаний далеко не случайно. Я хочу оттенить следующее: появление любого гостя из Москвы всегда и неукоснительно сопровождалось предупреждением и соответствующими указаниями. А тут приезд москвича – как снег в мае. Внезапность можно было объяснить быстрым передвижением Солженицына по стране, а визит московского незнакомца – сменой руководства группы наблюдения. Но это всё догадки, а пока, в генеральском кабинете, информация о Солженицыне коллегу из центра не интересовала.

Попрощавшись с генералом, мы вышли на улицу. Стояла тёплая, ясная предосенняя погода, мы отказались от машины и направились в гостиницу «Московская», где гостя ожидал прекрасный номер люкс. В вестибюле гостиницы он что-то спросил у администратора, назвал фамилию, которую я не расслышал. Поднявшись в номер, мой новый «патрон» расположил в тумбочке содержимое портфеля, и мы спустились в буфет.

Надо заметить, что буфет гостиницы «Московская» был своего рода Меккой для оперативников нашего Управления. Поделиться новостями, «посплетничать», пропустить одну-другую рюмку водки или вина считалось естественным и незазорным. Руководители Управления хорошо знали об этих «посиделках» и, в случае необходимости, использовали их в своих начальственных целях.