Алексей Иванов - Быть Ивановым. Пятнадцать лет диалога с читателями

Я в целом не верю в полезность критики лично человеку, не только себе. Благотворна правильная похвала — она заставляет развивать реальный успех в нужном направлении. А критика лишь вынуждает критикуемого упорствовать в убеждениях или заблуждениях. Я видел это по детям, когда работал в школе. Если ставишь себе цель развивать человека к лучшему, то следует не критиковать, а поправлять. Но лично я уже большой мальчик, чтобы меня поправляли в том, в чём я профессионал (разве что в несущественных мелочах). Критика автору в лицо приемлема лишь в ситуации «учитель — ученик», когда обе стороны заключили такую конвенцию. Вряд ли найдётся читатель, перед которым я признаю себя учеником в писательстве.

А интернет очень большой. В нём есть бесконечное множество площадок, на которых можно высказать любое своё мнение хоть о чём в любой форме. Единственная площадка, на которой действуют мои правила, — это мой сайт. А на нём я не хочу встречать аргументированный негатив (потому что это отталкивает меня от всех читателей сразу), тем более не хочу встречать негатив неаргументированный (потому что это бестактность и неуважение).

Чем критик отличается от литературного блогера? Если использовать пищевую метафору, то блогер говорит о вкусе блюда, а критик — о рецепте. Взяв впечатление в качестве инструмента анализа, критики уничтожили свою профессию, превратившись в блогеров

Как вам удаётся соблюсти баланс в отношении принципа «не продаётся вдохновение, но можно рукопись продать»?

Ничего сложного. Лично я никогда не «продавал вдохновения», и всё, — но нашёл себе продюсера, который умеет продавать рукописи.

Неожиданной радостью стало ваше интервью Дудю. Много ли материала не вошло в показанное? Жалеете ли вы о том, что какой-то фрагмент разговора не попал в итоговый вариант, и если да, то о чём там говорили? Какое у вас сложилось о Юре впечатление, легко ли было с ним и его командой работать?

В целом наша с Юрием беседа продолжалась часов пять. Мы говорили обо всём, и Дудь оказался прекрасным собеседником: я забывал, что мы делаем интервью. И сейчас я уже не помню, о чём мы ещё говорили. Я ведь фиксировался на том, что мне говорил он, а не на том, что говорил сам, как и положено при хорошем разговоре.

Работать с Юрием — большое удовольствие. Он высокий профессионал, который строит общение точно и технично, не тратит сил и времени на пустую болтовню и ерунду. Дудь — человек умный, проницательный и тактичный (острые вопросы — не признак бестактности). Самое главное — он внутренне свободный человек, причём человек с принципами. Это большая редкость. А имидж молодого задиристого журналистика, который по наивности дёргает тигров за усы, — только образ, помогающий раскрыть собеседника. В общем, Дудь вызвал у меня глубокое уважение как человек и как мастер своего дела.

Прочёл, что «в процессе работы над романом „Сердце пармы“ писатель организовал детский художественный краеведческий музей». Можно о нём чуть подробнее? Музей существует и сегодня? Есть возможность ознакомиться с его деятельностью?

Это всё переврали журналисты. В то время, когда я писал «Сердце пармы», я работал в Доме пионеров, вёл краеведческий кружок. По теории это был как бы факультатив уроков истории и географии — «история и география родного края». Но я прекрасно понимал, что дети ни шиша не запомнят. Они будут знать историю и географию (во всяком случае, родного края) только тогда, когда эти сведения станут частью их личного жизненного опыта. А лучший жизненный опыт по этой теме — маленькие туристические походики. Вот я и водил детей в эти походики. А потом на занятиях кружка дети мастерили всякие поделки на тему наших путешествий. Это лучший способ запомнить. Съездили на старую пристань — клеим из картона макеты колёсных пароходов; залезли на скалу — потом оформляем планшет с коллекцией окаменелостей; посетили исторический город — делаем макет деревянного кремля из палочек (палочки — из веника). И так далее. Постоянная выставка этих поделок для солидности называлась музеем (мы же научными исследованиями занимаемся, а не фигнёй). Никакого отношения к моему роману этот музейчик не имел. Когда руководство забрало у меня помещение, я ушёл с работы, а музей уехал на помойку.

Я веду проект «Три факта». Своим гостям я задаю такой вопрос: расскажите о трёх значимых фактах из вашей биографии, которые повлияли на вашу жизнь.

Первый факт — первая публикация. Это была маленькая заметочка в газете «Советская Россия», а сам я был девятиклассником. Тогда моя бабушка выписывала «Советскую Россию», и в гостях у бабушки я прочитал в газете историю про самое короткое в мире письмо. Его написал Виктор Гюго, и оно состояло из одного лишь вопросительного знака. А в школе в то время мы проходили «Войну и мир», и Толстой приводил забавный случай, когда какой-то русский генерал вместо донесения прислал Кутузову чистый лист бумаги. Меня осенило: это ведь ещё более короткое письмо! Об этом я настрочил заметку в «Советскую Россию». И её напечатали. Я был потрясён. Я увидел своё послание опубликованным и понял, что стать писателем — это возможно.

Второй факт — переезд в Екатеринбург. Это случилось в 1987 году после окончания школы. Я окунулся в реальную жизнь и реальную историю. После совершенно советской и тепличной школы — вдруг митинги, гласность, рок-клуб, свобода и самостоятельность, новые девчонки, новые необычные друзья, видеосалоны, «возвращённая» литература — и так далее. Культурный шок, короче. Это время в Екатеринбурге сформировало меня как личность.

Третий факт — выход первой книги в 2003 году. Я понял, что выстоял: пробил стену невезения и стал писателем. Значит, я с самого начала был прав в отношении себя.

В интервью Дудю, вы как-то уклончиво отзываетесь о Парфёнове. У вас был конфликт? Как вы познакомились? Что дало вам это знакомство?

Я же ответил почти на все ваши вопросы в самом интервью Дудю. У меня нет конфликта с Парфёновым. Мы сделали успешный проект и разошлись, потому что слишком разные люди. Но я уважаю Леонида Геннадьевича как профессионала: он помог мне по-новому взглянуть на журналистику и телетехнологии. Я ему за это благодарен.

А познакомились мы благодаря непрофессиональной работе критика. Я не буду называть его имя, чтобы не дискредитировать достаточно популярную в книжных кругах персону.

В 2005 году «Русский Newsweek», которым тогда руководил Парфёнов, командировал одного из своих сотрудников на Урал, чтобы написать обо мне статью. Я провел с журналистом несколько дней, а потом Парфёнову был предъявлен материал, в котором меня изобразили эдаким унылым и замшелым 35-летним старичком из трущоб, которому только поездка в Москву помогла узнать, что в стране появились мобильные телефоны и интернет. Журналист утверждал, что свой рабочий день я строю по телепрограмме и живу на скудные гонорары, которые только в провинции кажутся значимыми, потому что запросы здесь стремятся к нулю.