Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

Характерно, что сотрудники КГБ после ареста Аватарова использовали метод психологического давления не только на него, но и на его мать. «Они позвонили и сказали: “Ваш сын псих и воевал в Чечне!” — когда я пояснила, что это невозможно, Тарасу на тот момент было всего 6 лет, мне показали видео, где четырехлетний мальчишка ползет под растяжкой и кричит: “Аллах Акбар!” Говорили, я тоже могла так своего ребенка отправить в Чечню, представляете? Потом то же самое говорили про Украину, мол, воевал и там», — вспоминает Людмила Поспих. Очевидно, чекисты бросили женщине абсурдные слова про Чечню с целью сбить ее с толку, желая вытащить нечто пригодное для использования в обвинении.

Прокурор Александр Мирончик запросил для Аватарова пять лет лишения свободы в колонии усиленного режима без конфискации имущества — именно такое наказание в итоге назначил суд. В последнем слове Тарас эмоционально настаивал на своей невиновности (хотя раньше частично признал вину). «Единственное преступление, которое я совершил в своей жизни: я гражданин Республики Беларусь. Будучи добровольцем, я являюсь идеологическим преступником! Мне стыдно быть гражданином Беларуси. Если бы об этом услышали мои дед и прадед, они подняли бы на вилы президента. 70 процентов ветеранов Великой Отечественной войны — партизаны и добровольцы. 90 процентов ветеранов войны в Афгане — добровольцы. К ним также может применяться этот закон. Это также идеологические противники? Почему я должен выслушивать, что я нарушаю закон?» Защита подавала апелляции, но безрезультатно — приговор оставили без изменений.

Дело Аватарова запутано, но очевидно одно: случайностью оно не было. Показательный суд над добровольцем, который приехал с Донбасса и якобы разгуливал с гранатой по столичному вокзалу, был крайне необходим спецслужбам. Задача — дискредитировать всех беларусов, воюющих на стороне Украины, и предотвратить дальнейшее присоединение граждан к добробатам. Приговор Аватарову — это ясная декларация о намерениях силовиков и властей в целом: все добровольцы по возвращении в Беларусь сядут в тюрьму. В конце 2015 года поправки в уголовный кодекс, давшие возможность привлекать добровольцев за сам факт участия в войне (статья 361-3), еще не были закреплены в законодательстве. Привлечь его по пресловутой статье «Наемничество» для следствия было затруднительно, ведь оно прекрасно знало, что Аватаров не получал денег на фронте. К тому же это бы выглядело двусмысленно в глазах Киева. Получилось бы, что беларуский суд официально признает «наемниками» людей, которые сражаются за территориальную целостность Украины. Лукашенко, недавно вошедший в роль «миротворца», хотел этого избежать. Поэтому понадобилась обычная и одновременно внушающая остальным гражданам страх статья УК «Незаконные действия с оружием», и задержание Аватарова с поличным хорошо вписывались в эту логику.

Выставлять добровольцев обычными уголовниками стало фирменным стилем спецслужб. 28 марта 2018 года начальник ГУБОПиК Николай Карпенков в интервью «СБ-Беларусь сегодня» сообщил, что около 40 беларусов, воевавших на стороне «Правого сектора» и других украинских формирований, не смогут вернуться на родину из-за действий правоохранителей. «В Беларуси против них возбуждены уголовные дела за преступления, которые здесь совершили ранее (хулиганства, нанесение тяжких телесных повреждений, мошенничества, кражи и т. д.)», — говорил полковник [110]. Имена этих 40 человек Карпенков, естественно, не озвучил. Но ранее, в июле 2016 года, государственный телеканал «Беларусь-1» со ссылкой на данные ГУБОПиК сообщал о двоих гомельчанах из батальона «Азов», которым заочно предъявили подозрение в мошенничестве. Хотя имена «азовцев» в сюжете не назывались, в качестве иллюстрации телеканал выбрал кадры с Евгением Кузьменковым из Гомеля, позывной «Маклауд». В сентябре 2015 года ролик, в котором Маклауд рассказывает о своем участии в войне на Донбассе, появился в интернете.

«Первая причина, по которой я приехал в Украину, это борьба с коммунизмом, тем коммунизмом, который был во времена Сталина и перед ним», — говорит молодой человек в камуфляжной форме на видео. Он сообщает, что в батальоне «Азов» воюет с лета 2014-го [111]. Себя называет «беларуским националистом», а Беларусь при Лукашенко — «ярким примером коммунизма». «Мне больно смотреть, как вместо нашего родного бел-чырвона-белага сцяга и герба “Погоня” развевается флаг БССР», — добавляет он. Маклауд рассказывает о плачевном положении беларуского языка, жалуется на «жесткую русификацию» в стране и репрессии. Приехал на войну Евгений не один, а с другом, тоже уроженцем Гомеля. «Как только мы приехали, узнали, что на родине КГБ завел на нас уголовные дела», — говорит Евгений. Эту информацию, по его словам, передал ему знакомый из украинских спецслужб, который якобы назвал беларуским коллегам фамилии двух гомельчан и услышал подтверждение. В видеоролике Маклауд не уточняет, о какой статье УК речь.

Впрочем, в сюжете «Беларусь-1» КГБ не упоминался — там ссылались именно на ГУБОПиК. По версии следствия, с февраля по июнь 2014 года Кузьменков и его друг под предлогом изготовления мебели брали деньги у заказчиков, а сами использовали собранные 3,5 тысячи рублей «для участия в боевых действиях». К такому выводу правоохранительные органы пришли после якобы полученных ими заявлений от «кинутых» клиентов. При этом в сюжете отмечали, что оба фигуранта исповедовали «неонацистские взгляды», а один их них был ранее неоднократно судим. Именно на неонацизме подозреваемых в сюжете делается основной акцент — деталям «мошенничества» посвящено лишь одно предложение. Сообщалось, что беларуская сторона проинформировала украинских коллег об уголовном деле в отношении гомельчан. Однако «азовцев» Украина не выдала — таких прецедентов не было в принципе.

Если политический характер преследования двух добровольцев из Гомеля еще можно поставить под сомнение (все-таки об их жизни в Беларуси мы ничего не знаем), то в случае с Эдуардом Лобовым (см. главу 5) все очевидно. В июле 2015 года он уехал воевать на Донбасс, а в ноябре к его матери в Минске пришли сотрудники уголовного розыска. Они сообщили, что розыскивают «молодофронтовца» по делу о грабеже. На следующий день в квартиру Марины Лобовой снова постучались: теперь из ОБЭПа [112]. В марте 2016 года к женщине нагрянули оперативники ГУБОПиК: на этот раз уже официально из-за того, что ее сын уехал воевать в Украину. В квартире прошел обыск, компьютер, электронные носители и некоторые книги были конфискованы. «В нарушение закона силой из моего кармана забрали мобильный телефон. Постановление было на обыск в квартире, а не на личный досмотр — поэтому это нарушение. Я уже не говорю о том, что это делали сотрудники-мужчины, да еще с применением физической силы. В протоколе я указала, что имею претензии по поводу мобильного телефона, а также порванной куртки — это случилось при досмотре», — рассказала Марина Лобова «Радио Свобода». Силовики тогда сообщили женщине, что в отношении Эдуарда возбуждено уголовное дело за участие в вооруженном конфликте. Но вполне вероятно, что параллельно на него завели дело и по обычной уголовной статье.