Катерина Андреева - Беларуский Донбасс

Но вернемся в 2015 год. Тогда дерзкий отъезд Алексея после превентивного задержания повлек за собой быструю реакцию силовиков. Через полторы недели в дом его матери пришли с обыском чекисты. Как рассказала Алексею мать, они не показали никаких документов и не объяснили, по какой статье возбуждено уголовное дело, в рамках которого проводится обыск. «Во время обыска ничего не конфисковали, а спустя пару дней вызвали на допрос в витебский КГБ мою сестру. А ее муж — офицер ВДВ. Я сказал ей, чтобы не отрицала, что я воюю, я ведь этого не скрываю». Родным Манчинского так и не смогли внятно сказать, в каком именно преступлении его подозревают. «Было всего несколько допросов. На одном их них матери показали фото, где стоим мы с сослуживцами, причем на мне балаклава, то есть лица не видно. Мама потом рассказывала, что чекисты спрашивали, узнает ли она меня, а она говорила, что нет, хотя по глазам сразу узнала. Я удивился, как же к ним попала эта фотка, если она была только в моем телефоне, я никуда ее не отправлял? Получается, спецы неплохо работают, раз получили на расстоянии доступ к файлам в мобильном».

История Алексея Манчинского наглядно демонстрирует, как беларуские спецслужбы в начале конфликта пытались действовать на опережение. Под контроль взяли активистов, фанатов, людей, близких к правому движению — всех, кто, по мнению силовиков, априори занимал проукраинскую позицию и мог уехать добровольцем на Донбасс. Заслуживает внимания и момент с фотографией, которая раньше нигде не публиковалась, но оказалась в руках у КГБ: это могло быть или результатом агентурной работы (кто-то знакомый воспользовался телефоном Алексея без его ведома и переслал фото), или же удаленного взлома папки с файлами на устройстве. Про угрозу внедрения агентуры КГБ в ряды добровольцев говорилось неоднократно. Народный депутат Игорь Гузь, который в 2014 году пытался создать отряд «Погоня», рассказал, что тогда новобранцев отбирали в том числе через присланные по почте анкеты. «Некоторые анкеты казались нам странными, как будто заполненными оперативником, а не человеком, который хочет воевать по идейным соображениям», — вспоминал позже Гузь. В 2014-м в интервью «Радио Свобода» он высказывал опасения, что КГБ может пробраться в ряды добровольцев, поэтому структуру «Погони» хотел выстроить по образцу Украинской повстанческой армии: автономные маленькие группки по 3–7 бойцов, где все знают друг друга досконально. Впрочем, убедительных доказательств того, что КГБ имел хотя бы одного информатора в рядах добровольцев, мы не имеем.

Персональной работой с потенциальными участниками АТО дело не ограничивалось. Многие наши собеседники отмечали, что информацию о добровольческих формированиях на Донбассе получили в основном из тематических групп в соцсетях, через них же находили контакты в Украине и списывались с командованием батальонов перед отъездом. Спецслужбы не могли обойти это вниманием: в августе 2017-го в российских социальных сетях «Одноклассники» и «ВКонтакте» заблокировали страницы тактической группы «Беларусь». В декабре того года Мининформ опубликовал официальный перечень «экстремистских» материалов, куда попали и сообщества добровольцев. При этом группы сторонников «Новороссии» в соцсетях, через которые проходил рекрутинг боевиков, беларуские власти никогда блокировке не подвергали. В сентябре 2014 года тот же депутат Гузь сообщил «Радио Свобода»: аккаунты «Погони» в социальных сетях подверглись кибератакам, а электронную почту отряда взломали.

Деятельности в киберпространстве спецслужбы, очевидно, вообще отводили особую роль. В 2014–2015 годах набор иностранных граждан в ряды добровольцев осуществлялся через онлайн-анкеты: желающие отправляли свои данные ответственному представителю добробата. Такая схема работала, например, в батальоне «Донбасс», через который за все время прошли около 15 беларусов. Среди тех, кто заполнил анкету на сайте «Донбасса» в 2015 году был 24-летний брестчанин Дмитрий Рубашевский. «После этого меня сразу вызвали в КГБ. Там мне объяснили, что воевать нельзя, и дали подписать бумагу, что я предупрежден о том, что в случае, если я приму участие в боевых действиях, то против меня возбудят уголовное дело». Рубашевский убежден: его анкету спецслужбы отследили через электронную почту. Превентивные меры КГБ парня не остановили: через несколько месяцев он все равно уехал на фронт. Сначала служил в батальоне ОУН, потом перешел в 1-ю штурмовую роту Добровольческого украинского корпуса «Правый сектор». В 2017 году был награжден орденом, учрежденным украинским волонтерами, — «Народный Герой Украины». Таким орденом до него посмертно наградили Алеся Черкашина.

Отнюдь не факт, что кибератаки на «Погоню» или отслеживание электронной почты «Донбасса» были делом рук КГБ. Подобную услугу беларуским спецслужбам могли оказать их российские коллеги. Де-факто именно так произошло осенью 2014 года, когда хакеры из группы «КиберБеркут,» связанные с российскими спецслужбами, «слили» в интернет список личного состава батальона «Донбасс». Уже тогда там фигурировали шестеро граждан Беларуси, включая Дмитрия Полойко (его удивительная история рассказывается в книге отдельно). В декабре 2014-го КГБ сообщил агентству БелаПАН, что проверяет информацию об участии этих граждан в войне.

Нескольких наших коллег, которые также занимались темой участия беларусов в войне на Донбассе, в течение 2015–2017 годов вызывали в КГБ. Подписка о неразглашении не позволяла им рассказать все детали тех бесед, но один важный момент они все же сообщили. По их словам, чекисты упоминали об общем уголовном деле, где в статусе подозреваемых фигурируют все беларуские добровольцы, а их друзья, знакомые, близкие люди и даже сами журналисты, писавшие на эту тему, проходят как свидетели. Коллеги говорили: «большое дело» заведено по статье 133 УК «Наемничество». При этом подобное обвинение официально не выдвигали никому из задержанных в Беларуси добровольцев.

Об одном большом деле о наемничестве упоминал и оппозиционный активист Александр Головань, знакомый «азовца» Стаса Гончарова. В марте 2016 года сотрудники КГБ задержали Голованя возле дома и доставили на «беседу» в областное управление. Их интересовали связи с батальоном «Азов», поездки в Украину и знакомства там. Чекисты показывали фотографии беларуских «азовцев» и спрашивали, собирал ли он деньги для батальона. Вскоре КГБ провел обыски в нескольких квартирах фанатов местного футбольного клуба «Витебск». Весной 2016-го прокатилась волна обысков и у родных беларуских бойцов «Азова». В частности, в квартире родителей беларуса с позывным «Зубр» изъяли компьютер и другие носители информации. Обыски в рамках уголовного дела по все той же статье «Наемничество» проводились и у родственников беларусов из других подразделений. Давление спецслужб заставило их выступить с публичным заявлением и объявить о создании Комитета родителей добровольцев. Отец Яна Мельникова в сентябре 2016 года объяснял: «Идет давление не только на нас, но и на друзей наших сыновей, их знакомых. Вот почему мы также должны защищаться через объединение». В Комитет также вошли родители Алексея Скобли (Тура) и Зубра. Однако больше в публичном пространстве Комитет не появлялся.