Гюнтер Штайн - Путешествие по стране Руставели

Я с благодарностью смотрю на Кетеван и слушаю:

— Гамсахурдиа учился в трех немецких университетах: в Лейпциге, Мюнхене и Берлине. С аттестатом об окончании кутаисской гимназии он в 1911 году на 8 лет поселился в Германии, учился там и опубликовал в одном из немецких издательств свое первое литературное произведение. В начале первой мировой войны, которая застала его в Мюнхене, его обвинили в шпионаже и неподалеку от города заключили в крепость. Из заключения в крепости он был освобожден в результате личного вмешательства Т. Манна. В 1919 году Константин Гамсахурдиа, получив степень кандидата философских наук, возвратился к себе на родину, в Грузию, и посвятил себя полностью литературной деятельности. Его наиболее значительными произведениями являются "Давид Строитель" и роман "Цветение лозы", а также работы, отражающие его постоянные связи с Германией. Так, например, главная героиня его трилогии "Похищение луны" — немка, а действие романа частично происходит в Германии. Кроме этого, Гамсахурдиа написал книгу о Гёте и перевел на грузинский "Страдания молодого Вертера".

— Вы заинтересовали меня этим человеком, — говорю я.

Но тему нашего разговора мне хочется все-таки сменить, и я прошу ее рассказать о постановке библиотечного дела в республике.

— В Грузии сегодня насчитывается несколько тысяч библиотек, многочисленные читатели которых имеют в своем распоряжении свыше 25 миллионов книг и журналов. Это неизмеримо больше того, что имелось в Грузии до 1917 года.

Что меня впечатляет больше всего, так это число читателей. Почти половина населения Грузии является постоянными читателями библиотек.

Обо всем этом Лела рассказывает мне с восторженностью человека, который любит свою профессию и живет ею. Поэтому и вопросы, которые она задает мне, постоянно вращаются вокруг того, что для нее является ценным и значимым, то есть вокруг литературы.

О своей жизни, работе рассказывают нам и другие члены семьи. Леван — о том, что делается на его предприятии, золовка — о сельском магазине, где она работает продавщицей, и все наперебой — о детях.

Старик, напоминающий мне своей неутомимой потребностью служить людям старого садовника Мамулашвили из Мцхеты, достает из буфета небольшую рамку с фотографией человека в военной форме, с пушистыми черными усами. Лела в знак своего живого участия одобрительно кивает старику.

Я вижу, что фотография уже изрядно поблекла. Может быть, поэтому усач выглядит слегка бледным, а твердый взгляд его черных глаз выражает не просто мужскую решимость, а властность. На нем форма советского офицера. На груди множество орденских планок.

— Это мой старший брат, — говорит сдержанно старик. — Он генерал!

— Ах вот оно что! — И я еще раз смотрю на снимок.

Но известие о том, что из скромных крестьянских семей, как эта, выходят люди, которые занимают в жизни важные посты и совершают действительно выдающиеся деяния, не удивляет меня ни здесь, в Грузии, ни вообще в Советском Союзе. Жизненный путь бесчисленного множества известных в стране личностей начинался в деревнях, в крестьянских семьях. И все же то, что среди членов этой простой семьи — генерал, дополняет мои непосредственные впечатления о многообразии жизни в Грузии, о столь различных формах ее проявления.

…Уже пора идти спать. Лела показывает мне на огромную деревянную кровать в углу и спрашивает, устраивает ли она меня.

— Спасибо. Конечно. Почему бы нет?

— Не будет ли она коротка для вашей гвардейской фигуры?

Под общий смех я успокаиваю Лелу, объясняя, что никогда не сплю, полностью вытянув ноги. Пока Реваз, Гоги и Леван что-то обсуждают по-грузински, по всей вероятности, "ремонтную экспедицию" к машине утром, я наблюдаю, как Лела и ее золовка застилают чистым бельем постель. Закончив, они уходят в соседнюю комнату, чтобы подготовить там постель для Кетеван и Реваза.

…Утром, открыв глаза, я вижу перед собой освещенную лучами солнца мужскую фигуру. Это — Реваз. В доме тихо. Кажется, что все еще спят. Шепотом Реваз просит меня по возможности скорее и потише одеться. Он хочет, чтобы мы украдкой, никого не беспокоя, ушли из дома. Гоги и Леван, говорит он, уже ушли ремонтировать машину.

Не без внутреннего сопротивления я поднимаюсь из пахнущей теплом постели и замечаю, что перед окном прогуливается Кетеван. Почему Реваз снова так спешит?

— По меньшей мере к обеду мы должны быть в Рустави, — тихо произносит Реваз. — Если мы будем ждать машину здесь, то нам ничего не останется, как завтракать. Иначе мы обидим хозяев.

Это мне понятно. Быстро я собираю свои вещи. Но уйти нам, видимо, не судьба. Не успеваю я одеться, как из кухни слышится шум и тихие женские голоса.

Несмотря на наши возражения, трогательно заботливая Лела не хочет отпускать нас, прежде чем мы не подкрепимся любовно приготовленным сытным завтраком. Вскоре появляются на нашей машине Гоги и Леван.

Завтракаем мы на тенистой веранде; окружающий дом виноградник заливают лучи солнца. Как раз в тот момент, когда Леван на прощание поднимает искрящийся в лучах утреннего солнца бокал красного вина, с ночной смены в шахте возвращается его брат. Все вместе мы пьем за благополучие наших детей, наших семей, наших народов.

…Далеко внизу, на дне долины, в которую можно заглянуть отсюда сверху, неслышно снуют, словно игрушечные, груженные углем поезда. Жаль, что не удалось больше поговорить с братом Левана, шахтером! Он понравился мне сразу, как только въехал во двор на своем мотоцикле. Его открытое лицо, застенчивый взгляд, манера, с которой он поздоровался со своей веселой женой, протянул мне руку и заговорил со мной, — все это сразу вызвало к нему доверие и симпатию.

Нахвамдис! До свидания!

Дальнейший путь в сторону Малого Кавказского хребта проходит на головокружительной высоте. Секарийский перевал, по которому шоссе пересекает скалистый гребень хребта, должен быть где-то неподалеку. С трудом мы пробираемся вдоль отвесной скалы ущелья к вершине хребта. Молчим. В днище машины камни стучат так сильно, что не слышно даже собственного голоса.

За одним из многочисленных выступов, который мы огибаем, нам преграждает путь длинный толстый ствол дерева. Гоги останавливается, мы, трое мужчин, выходим.

Внушительных размеров дерево было, видимо, только что свалено со скалы. Оттуда его просто спихнули в ущелье. Пока мы осматриваем его со всех сторон и размышляем, как его убрать, сверху до нас доносятся крики, напоминающие "раз-два, взяли!".

Испуганно я отталкиваю Реваза в сторону. Ведь они могут свалить и еще несколько деревьев! Не теряя присутствия духа, Гоги бежит к машине, в которой, не трогаясь с места, сидит Кетеван, и отъезжает немного назад.