Гюнтер Штайн - Путешествие по стране Руставели

— Невероятно! Целый город в сплошной скале? — говорю я, покачивая головой, когда, переехав мост, мы выходим из машины.

На желто-красном микроавтобусе читаю одно из немногих слов, которые я могу разобрать по-грузински: "Театр". Видимо, на экскурсию сюда приехали работники какого-то театра, предполагаю я и, ослепленный резкой голубизной неба, вижу, как несколько человек исчезают в главных воротах, среди них молодая женщина в темном костюме, ее черные волосы покрыты ярко-красной косынкой.

— А не легче было бы построить крепость просто на вершине горы? — спрашиваю я Реваза, не отрывая глаз от яркой косынки.

— Легче? Может быть. Но не такую крепкую и надежную!

Для раннего средневековья Вардзиа была действительно неприступной крепостью. Стены, высеченные в скале, не мог пробить ни один таран. Взять защитников крепости измором тоже было непросто. У них была своя вода и большие кладовые, в которых провианта было припасено на долгие месяцы осады. Кроме того, абсолютную безопасность гарантировали подъемные мосты, падающие ворота, бойницы, многочисленные тайные ходы и выходы. При этом нападающие должны были быть готовы и к тому, что осажденные могли напасть на них из тайных ходов с тыла.

Некоторое время я продолжаю осмотр один. Реваз занят поиском смотрителя музея. Возвращается он недовольный. Для осмотра город в скале сегодня, собственно, закрыт. Однако можем посмотреть Вардзию без экскурсовода, на собственный страх и риск, но нам надо поторопиться. К вечеру "городские ворота" закрываются.

Поднимаемся по крутой лестнице вслед за работниками театра. Когда мы по одному из проходов входим в первое помещение, нас охватывает приятная, умеренная прохлада. Такое помещение римляне называли "портиком", оно прямоугольной формы и вдается почти на десять метров внутрь скалы. Через оконный проем пробивается яркий солнечный свет. В одной из стен, рядом с нишей, похожей на альков, находится дверной проем, который ведет в так называемый зал; этот зал также имеет прямоугольную форму, пробит внутри скалы; дверь отсюда ведет в меньшую комнату, столовую. Расположенные друг за другом помещения образуют единый жилой комплекс: портик — зал — кладовая.

Возвращаемся в переднюю, в портик. Тут я замечаю, что напротив входа, через который мы вошли, находится еще один дверной проем. Он соединяет портик с такой же светлой передней, к которой снова примыкают зал и кладовая. Спускаемся вниз по вытертой лестнице и попадаем в конюшню. Здесь тоже все предусмотрено, все вырублено в скале: стойла для лошадей, желоба для стока, кормушки, а сзади, чуть повыше, — сарай. Совсем рядом плещется вода Мтквари, и мы замечаем замаскированный въезд, достаточно широкий для того, чтобы пропустить повозку с лошадьми. Тому, кто пользовался этими воротами, приходилось, правда, пересекать реку вброд.

Когда я хочу подняться по широкой, дугой поднимающейся лестнице, Реваз вдруг хватает меня за рукав.

— Стой! Осторожно! — кричит он с расширившимися от страха глазами и оттаскивает меня назад.

Недоуменно я смотрю на него, а затем снова на лестницу. Обычная лестница, выбитая в скале, прочная, только довольно стертая.

— Вот, посмотрите! — Реваз наклоняется и показывает на три ступеньки, средняя из которых, видимо, была вставлена заново позже.

Я не понимаю. Что в этом особенного? Тут на овальном потолке я замечаю широкую темную щель.

— Это вовсе не обычная щель, как вы, может быть, думаете.

— Ах вот оно что… — Кое-что для меня начинает проясняться. — Скрытое предохранительное устройство?

— Падающие ворота! Посмотрите-ка хорошенько наверх!

Действительно, в щели вырисовывается нижняя кромка толстой каменной плиты.

Непрошеные гости, проникавшие сюда, становились — как только они ступали на эти ступеньки — жертвами падающей переборки. Дальше этого места не проходил никто!

Прижимаясь спиной к стене, мы пробираемся мимо зловещих падающих ворот. Хотя они и блокированы, Реваз не хочет рисковать.

Спускаемся вниз. На самом нижнем этаже я с удивлением осматриваю винные погреба и множество встроенных в скалу амфор: огромные, без ручек глиняные сосуды, вмещающие в себя до 50 литров воды, масла или вина. На другом этаже размещена аптека — средней величины помещение, в стенах которого высечены не только полки, но и ряды круглых выемок для мазей и горшочков с травами.

Бросается в глаза то, что хотя жилые помещения и расположены по одинаковому принципу, но различаются по размеру и тщательности убранства. Попадаются залы, отличающиеся более внушительными размерами. Потолки в них не горизонтальные и не имеют следов кайла, а сходятся в парящие ровные своды; и перемычки дверей, а также альков, изящно изогнуты и окружены по бокам колоннами. Часто в залах, выполненных безупречно с архитектурной точки зрения, находятся дополнительные ниши, даже целые покои и, кроме того, молитвенная ниша с алтарем. Эти просторные залы с самым богатым архитектурным убранством являлись, наверное, покоями царицы Тамары…

Я пытаюсь представить себе то время…

На стенах отражается уютный желтоватый свет от слабо мерцающих свечей в золотых подставках, изготовленных грузинскими мастерами. В развевающихся шелковых одеждах спешат служанки. Они вносят в серебряных сосудах превосходные вина, разносят в серебряных чашах инжир, яблоки и виноград и подают на серебряных подносах дымящиеся, ароматно пахнущие закуски. Царице они отвешивают глубокий поклон. Тамара только что прискакала со своей свитой из столицы и освежилась, приняв ванну за темно-синим занавесом. Из-под длинных ресниц она рассматривает поданные яства. Ростеван, ее любимая служанка, вопрошающе молча наклоняется к ней. Затем она подает знак в сторону одной из ниш. В тот же момент оттуда раздается задушевное звучание народных инструментов и пение придворных певцов.

Тамара поднимает глаза, смотрит на сводчатую дверь портика. Солнечный свет, падающий через окно, заставляет светиться голубизну ковра, голубое свечение вибрирует в воздухе, как небо этого лета, которое уже не раз заволакивали темные тучи войны…

Реваз прерывает мои мечтания:

— Где ты, Гюнтер? Сейчас будет самая большая достопримечательность: церковь Богоматери!

Его праздничное настроение передается и мне, когда я следую за ним в большой, почти десятиметровой высоты, зал. Все стены сплошь украшены росписями и орнаментами. Через несколько больших и маленьких окон на них падает свет, такой яркий, что, ослепленный им, я вначале не могу различить, что находится впереди: статуя или человек.

Я замираю за спиной Реваза. В центре города, в скале, среди всех покоев и гротов, в лабиринте этой многоэтажной крепости встретить еще и искусно выполненное место, предназначенное для раздумий, я и не ожидал. Про статую между окнами я забываю.