Захар Прилепин - Имя рек. 40 причин поспорить о главном [litres]

А Людмила Улицкая? Строгая, умная, совестливая буржуазная писательница.

Самое смешное, что и Владимир Сорокин, при всём своём антураже, – безусловно буржуазный писатель. И весь вид его, и манеры, и все его колонки в буржуазные европейские издания, – подчёркивают это. О, этот буржуазный лоск! О. Взглянешь – и зажмуришься. Нет, мы никогда не сможем так выглядеть.

Виктор Ерофеев – это безусловная буржуазия, патентованная.

Иной раз наши литераторы думают, что, становясь буржуазией, они автоматически становятся аристократами, что каждый из них – «барин», как Василий Розанов о себе писал; но, увы, нет, аристократами они не становятся; сами послушайте: «аристократ Акунин», «аристократ Ерофеев» – так себе звучит, да?

Не стоит думать, что эти вещи зародились после «перестройки». Нет, они вовсе не выражаются исключительно в достатке или, к примеру, приверженности либерально-демократическим ценностям и западничеству.

Если Шолохова и Платонова, Багрицкого и Твардовского невозможно было даже отчасти совместить с представлениями о буржуазности, то позднесоветская элита, в том числе и литературная, вполне себе обуржуазилась.

Замечательный поэт Андрей Вознесенский думал, что он – в западном понимании – artist, со всеми его платочками и костюмами; но он был буржуа. Как и Рождественский Роберт; как многие и многие иные.

Василий Шукшин или Валентин Распутин при всём желании буржуа стать не могли, но вообще, в среде «почвенников», законченных и непримиримых патриотов, даже, как это нынче называется, «хоругвеносцев» – буржуазии было с избытком. С такими почвенными бородами имелись у нас буржуа – туши свет! И сейчас их хватает.

Стоит, наверное, уточнить, что ничего плохого в буржуазности нет. Есть определённые классы, у классов – известные ценности и достижения.

В конечном итоге, мы – во многом – живём в мире, построенном буржуазией. В мире комфорта, уважения к правам человека, лосьона, сорока сортов йогурта, айфона, и чего-то там ещё. Мы всем этим пользуемся, мы это едим, мы на этом ездим.

Разве не имеет право буржуазия на своих писателей? На доброе слово о себе?

Вполне себе имеет.

Но едва только у вас возникнет желание через запятую назвать Веничку Ерофеева и Виктора Ерофеева – вы должны отдавать себе отчёт, в чём главная разница. Вовсе не в объёме таланта (кстати, Виктор Ерофеев – очень одарённый литератор, а в своё время был сверходарённым).

Разница в том, что Александр Сергеевич, другой Александр Сергеевич, Николай Васильевич, Лев Николаевич, Фёдор Михайлович, Антон Павлович, Александр Александрович, Николай Степанович, Осип Эмильевич и Сергей Александрович, даже пользуясь буржуазными достижениями, не думали считать их определяющими и основополагающими в бытие вообще, и тем более – в русском бытие.

А эти – считают.

Поэтому – извините.

«У вас ус отклеился, мсье».

Мировые СМИ без сколько-нибудь разумных оснований называют Россию страшным мировым злом. Газеты и журналы на основных мировых языках полны фейковых новостей и зловредных карикатур, изображающих русских. В один день ИГИЛ расстреливает под триста мужчин и мальчиков. Донбасс ежедневно бомбят. В Москве предотвращают теракты.

Одновременно с этим нам неустанно говорят: прекратите ваш патриотический угар, остановите милитаризацию общества, сколько можно.

Горе тому чудаку, что пожелает довериться этим вздорным голосам.

В следующий раз, когда к вам подойдёт маньяк с бритвой наголо, те же голоса вам скажут: успокойтесь, это просто брадобрей, обычный бородатый брадобрей, со свастикой, вытатуированной на лбу.

Всё, что от нас требуется: не расслабляться.

Мы ещё ничего не вернули себе. Я говорю не о географии (хотя и о ней тоже) – я говорю о метафизике.

У нас нет ни одного собственного официально узаконенного героя.

Вот легендарный всеамериканский дедушка Клинт Иствуд снимает кино про снайпера: человека, убившего три сотни людей, – при этом здорового физически и морально парня, защищающего американскую идею, отличного семьянина. Представляете, что было бы, появись такая картина у нас? Как гуманисты всех стран и народов сбежались бы к нам, чтоб нас осудить и призвать к покаянию?

Янки непрестанно поставляют своих героев – непробиваемых, как кастрюля, упрямых, как суховей, рефлексирующих, как Борн, передвигающихся по стенам и стеклу, как Том-миссия-выполнима-Круз.

Они чествуют и помещают на обложках журналов реально действующих офицеров – и тут же отливают их в кинематографическую медь, в олово, в бетон, в мрамор, во что угодно, лишь бы зафиксировать свою победоносность.

Причём речь идёт не только о военных – но и об американских капитанах дальнего плавания, космонавтах, астронавтах, путешественниках по морям, по горам, по небесам, по шахтам.

Мы же своих героев стесняемся, скоро их забываем, мало о них заботимся.

Не сияют золотом имена генералов и уж тем более младших офицеров и солдат «чеченских» войн; и герои чеченского сопротивления ваххабитам тоже полузабыты.

Про «афганскую» мы и вовсе молчим.

Вцепились изо всех сил в Великую Отечественную – но избегаем всех прочих войн; а их было много, и почти каждая из них в той или иной мере – Отечественная, её первые удары или её послесловия.

Гражданской войны и великолепной литературы о той войне – тоже стесняемся: а то, что мы тогда имели дело с экспансией французов, англичан, японцев, поляков, чехов и прочих немцев, – это вроде как не имеет значения.

Из героев у нас, по-совести сказать, остался один Данила Багров. Где-то там, если долго вглядываться, маячит хриплый Высоцкий, он же Жеглов, он же автор военно-милитаристских песен, которого, по недоразумению, иные «люди мира» считают своим собратом по ремеслу.

По какому такому ремеслу?

Гибель Арсена Павлова-Моторолы стала национальной трагедией на Донбассе и личной бедой для огромного количества людей в России.

Но, прости господи, Арсен – это ведь натуральный бренд, человек из народа, Робин Гуд, Чапаев и Че Гевара в одном лице!

При этом ни один российский журнал не вышел с его портретом на обложке. Подойдите к любому ларьку с прессой – и увидите на обложках ли́ца людей, которые, в девяти случаях из десяти, ненавидят Моторолу и все его дела, либо, как минимум, живут в параллельном мире. В крайнем случае, это наши бравые актёры, которые в кино успешно изображают кого-то вроде Моторолы, в жизни не умеющие сказать о нём, даже после его гибели, хоть одно доброе слово.

С этих, чёрт возьми, персонажей наши мальчишки строят себя, своё поведение. С наших, боже мой, суперменов, которые вместе с тем тотальные пацифисты, а весь героизм их зачастую заключается в смутной гендерной принадлежности. Зато как они хмурят брови, как сжимают челюсти, как играют скулами! Стреляют из пистоля, бегают с клюшкой, спасают самолёты. Как настоящие.