Людмила Сараскина - Большой формат: экранная культура в эпоху трансмедийности. Часть 2

Впрочем, и сама Капелла, мудрая не по годам, в свои 11 лет выполняет близкие по смыслу функции, по-матерински опекая детей города.

Довольно убедительно выглядит критика Мноногранника, основанная на представлениях Уклада: если город – это вселенский бык, то фундамент Башни (штырь, врытый глубоко в землю) – это нож, который вонзили в тело быка. С этой точки зрения Башня кажется для живого организма города чем-то противоестественным. Такое мнение как будто подтверждает и кровавое пятно, проступившее у подножия Башни – значит штырь повредил артерии города, и подземная кровь просочилась на поверхность (однако до эпидемии, все 10 лет, сколько стоит Башня, этого не было).

Сопоставление разных миров – одна из распространенных сюжетных моделей в видеоиграх (фантастический и реальный мир, историческое прошлое и техногенное будущее и т.д.). Казалось бы в «Море» мы видим аналогичный случай, ведь Уклад и Утопия воспринимаются как совершенно разные и даже полярные системы: они различаются как родовое, стадное – и индивидуалистичное, как хтоническое, земное – и небесное, как архаическое – и футуристическое, как традиционное – и революционное, как стабильное, прочное – и неустойчивое, все это отражают два противоположных по типу архитектурных сооружения – самое примитивное и самое замысловатое.

Но эти эффектные контрасты связаны лишь с первыми поверхностными впечатлениями. В действительности Уклад и Утопия – родственные феномены: это две древние традиции – народная и эзотерическая, примордиальная (если пользоваться термином Рене Генона), основанные на длительном накоплении и передаче знаний и духовных ценностей. Обе формы культуры являются закрытыми, герметичными, обе формируют тайные языковые коды, недоступные чужим, непосвященным, свою мифологию или философию. Также для них в одинаковой мере характерно создание развитой системы символов, набор ритуалов, организующих внутреннюю жизнь сообщества, и магические практики.

Важно, что обе системы существуют вне рамок разрешенной, одобряемой государством культуры и в обход официальной идеологии. Это живые, самодостаточные, органичные, самобытные и глубокие культурные традиции.

Изоляция от мира в городе «Мор. Утопии» способствовала удержанию древних языческих верований и развитию эзотерического сообщества. И Уклад, и Утопия создали свое чудо – великое одухотворенное тело (удурга) – живой город и живую Башню.

С точки зрения государственных контролирующих органов это подозрительные маргинальные образования и весьма странный город – с языческим капищем, реками подземной крови, сектой каинитов и бутафорским собором.

Условный собор является еще одним фигурантом дела и противостоит Укладу и Утопии, причем не как христианский храм (тем более, что в этом качестве он никогда не функционировал), а как ставка правительственного инквизитора, представителя власти. Инквизитор и армия (отнюдь не санитарная, как было обещано) прибывают в город вовсе не затем, чтобы его спасти, а для того, чтобы уничтожить. Чума – лишь удобный повод расправиться с подозрительным поселением. Все действия Аглаи Лилич, ее манипулирование героями игры направлены на разрушение города. Она умело использует метод «разделяй и властвуй», убеждая героев, что Уклад и Многогранник несовместимы и чем-то одним надо пожертвовать. Особенно Аглая ненавидит Башню, она не стесняется в выражениях, упоминая о ней: «башня-убийца», «изуверский Многогранник», «бесполезная и бессмысленная гадость». Таково ее отношение и к покойной сестре Нине Каиной. Как человек трезвый, практичный, рациональный и приземленный, Аглая не любила Нину за мятежность, бунтарство, иррациональность ее мистический души.

Аглая – враг города, кукловод-манипулятор в отношениях с главными героями. Она не изображена ни жестоким инквизитором, ни тупым бездушным чиновником, но является убежденным противником всего свободного, неофициального, не укладывающегося в рамки общепринятого и очевидного. Аглая наделена ясным проницательным умом и не лишена обаяния. Геймерам она нравится, у некоторых даже является любимым персонажем.

Общность двух культур находит подтверждение в интегральной фигуре Симона Каина – отца города, его духовного лидера и хранителя (последнюю роль он выполняет и после смерти). Он видел город как единое целое, и созданная им Башня стала важным логическим этапом в его развитии.

Составляя некую органическую и стратегическую общность, Уклад и Утопия также имеют ряд типичных различий, обусловленных их культурной матрицей: например, носителем архаической народной традиции является единый коллектив, где «я» еще не выделяет себя из «мы», а герметические традиции развивают малые сообщества и отдельные личности высокого образовательного и социального статуса. Две традиции отличаются способом хранения и передачи информации – устным и письменным соответственно, поэтому народная культура представлена огромным разнообразием локально-исторических форм, в то время как примордиальная традиция охватывает гораздо более широкие временные и географических границы. В «Море» уникальность Уклада подчеркивается местным наречием и недоступной для расшифровки иероглифической письменностью, а язык Утопии нам понятен и не нуждается в переводе или уточнениях.

Еще одно отличие особенно важно в ценностной парадигме «Мор. Утопии»: глубокий консерватизм, жесткость и ненарушаемость неписанных законов в народной культуре – в противоположность творческой смелости утопистов, их пренебрежению общеизвестными истинами и неистребимому желанием выйти за пределы, положенные человеку судьбой и природой.

У Максимилиана Волошина в поэме «Путями Каина» эта оппозиция обозначена как «путь приспособления» и «путь мятежа». По Волошину, все завоевания человечества изначально были связаны с мятежом, бунтом, отрицанием – это синоним истинного творчества, рождающего новое. Но еще более важно, что мятеж меняет, «пересоздает» самого человека.

Это произведение М. Волошина (начиная от самого его названия и образа библейского Каина – прародителя мятежного духа творчества) очень близко идеям игры и выражает их с точностью и емкостью истинной поэзии. Приведем небольшой фрагмент поэмы: