Александр Мелихов - Застывшее эхо (сборник)

– Спокойной ночи, – откланялась Аня.

Разумеется, этот диалог – лишь попытка придать хоть какую-то стройность полуторачасовому и впоследствии много раз возобновляемому сумбуру.

– А вот есть такое мнение, – обличил я Вадима, – что никаких народов нет – есть отдельные люди.

– Слыхали. Леса нет – есть отдельные деревья, муравейника нет – есть отдельные муравьи.

– Но если признать существование нации как целого…

– Спасибо, уважил – «если признать существование муравейника как целого»…

– …То придется признать и существование национальной вины. А я считаю, что вина бывает только личная.

– Вина бывает одна – нарушение закона. Где нет закона, не может быть и вины. Если считать, что существует международное право, то существует и национальная вина. Юридическая вина. Ведь если мы соблюдаем международные договоры, заключенные сто лет назад без нашего участия, выплачиваем государственные долги, сделанные без нашего одобрения, значит, признаем свою ответственность не только за себя, но и…

– За правительство? Но мы же от своего правительства натерпелись еще, может, и больше казахов или прибалтов…

– Это не имеет значения. Все равно никаких других органов, принимающих решения от имени целого, не бывает. Если считать, что народ не отвечает за действия правительства, он вообще никогда и ни за что не будет отвечать, сможет каждый день отрекаться от любых соглашений. Если народ заявляет: у меня было плохое правительство, поэтому я не буду выплачивать репарации за его войны, выполнять заключенные им договоры – такой народ поступает как наскандаливший мужик: я, мол, был пьян, поэтому за свои действия не отвечаю. Тем более что я сам больше всех пострадал: башку себе расшиб, избу спалил…

– А могут народы друг перед другом провиниться без участия правительства? Русские, положим, обживают какие-то земли и вытесняют оттуда местные народности, латыши помогают большевистскому перевороту, евреи… хоть вопрос и деликатный, но наш брат послужил-таки в Чека…

– Другими словами, ответственен ли народ как целое за действие одиночек? Только в том случае, когда их действия вытекают из структуры целого: или их поддерживает правительство, или они осуществляют какой-то общепринятый образ жизни, или следуют каким-то укоренившимся фольклорным, так сказать, мнениям, вкусам… Ну, скажем, в народе воспеваются разбойники, и какой-то одиночка разбойничает.

– Ну и?..

– Ну и, если евреи-чекисты ощущали себя исполнителями какой-то национальной мечты, значит, еврейский народ ответственен за их действия. Точнее, является их причиной – где нет закона, нет и вины. Если же эти чекисты шли поперек, так сказать, фольклорной народной воли, были, как ты выражаешься, отщепенцами, тогда народ ни при чем. Ну а как там было, я не знаю.

– Похоже, они стремились как раз оторваться от своего народа, шли за каким-то общечеловеческим фантомом. Но тогда евреи не ответственны и за христианство: народ как целое его отверг.

– Возможно. Хотя бывает, что и какие-то отщепенческие течения закономерно вытекают из структуры народа. Я этот вопрос не изучал. Но вот латышские стрелки – те точно орудовали сами по себе.

– Опять эта страшная загадка – в чем же виноваты евреи…

– Я подчеркиваю… вину создает закон. Юридический закон создает юридическую вину, нравственный закон – нравственную вину. В какой мере существовали общие нравственные законы, признаваемые и русскими, и евреями, только в той мере и можно говорить о нравственной вине народов. А в тех сферах, где обе стороны не признают общего закона, не может быть и вины – может быть только причина неприятностей. Кстати, мы сами здесь начинаем превращаться в евреев. Точнее, приобретаем те самые черты, за которые осуждаем евреев: всеми гражданскими правами пользоваться хотим, а в армии служить не хотим, над местными обычаями посмеиваемся – что за музыка, всю Брусиловский написал, что за архитектура – кроме юрты и показать нечего, чуть что – ставят юрту, перед телевизором только хмыкаем: как же, будет вам процветание в 2030 году, разве в этой стране что-нибудь может… Все непременно нужно полить скепсисом – какую-нибудь победу над джунгарами, День независимости: пьяная шпана пошвыряла в милицию ледышками…

– Это да, рационального анализа не выдерживают никакие святыни.

Но для меня было новостью, что «ледовое побоище» по случаю назначения Колбина вместо Кунаева превратилось в День независимости.

– Последний вопрос: ты согласен, что национализм – это фашизм?

– Национализм стремится к международному преобладанию по самым разным параметрам, фашизм только по одному – силовому. Фашизм стремится уничтожить сложную структуру прежде всего внутри собственного народа – «навести порядок». А если ты желаешь, чтобы российские автомобили были лучшие в мире – или математики, ты еще не фашист.

– А если я желаю, чтобы российская армия была самая сильная в мире?

– Смотря для чего. Если твоя армия уменьшает в мире роль физической силы, тебя вряд ли можно назвать фашистом.

Пора было наконец успокоиться на чем-нибудь близком, земном, а то, переболтавши, и вовсе не уснешь.

– Ты по науке полставки получал – ваш НИС жив еще?

НИС – для профанов – это научно-исследовательский сектор.

– Не разгоняют пока. Программисты имеют кое-какие заказы, морим крыс, тараканов экологически (и этически) чистым способом – кое-кто верит: ну как же, лаборатория! В университете! Фильтры для воды продаем – с наценкой на наш фирменный знак. Телефоны продаем с автоматическим определителем номера – ну, что у наших научных партнеров теперь есть, все и продаем. Люстры Чижевского…

– А это еще что?

– Специальные люстры, что-то ионизируют… лучше тебе не знать. А то я солидный вид не сумею сохранить. Иногда нас в какой-нибудь банк вызывают: что-то у кого-то здоровье ухудшилось. Нет, говорим, такого быть не должно – а вы пыль вытираете? Ну так чего же вы хотите! А то еще вызывают: смотрите, у нас от вашей люстры потолок потрескался. Ну, значит, работает, – внушительный вид у Вадима неплохо стал получаться.

Когда-то у них в НИСе крутился кристалл в насыщенной жидкости – для лазеров, для инфракрасной оптики, – Cepera по ним и защищался, хотя моя тетя ворчала, что в педагогическом институте лаборатория должна готовить будущих учителей, а не маяться научной дурью.

В отведенной мне комнате на письменном столе валялось несколько рекламных афишек в ростопчинском вкусе:

Я вышел на улицу (по-прежнему Ленина) с ностальгическим предвкушением, и действительно по щеке моей немедленно скатилась слеза: ударило минус тридцать пять с сухим злющим ветерком. Забытое ощущение: с мороза принесли седой топор и прижали тебе к лицу. Инспекционная прогулка сменилась пританцовывающей рысью с попеременным растиранием то одной, то другой щеки. Народ был одет вполне прилично, правда, в сильно китайском духе (в китайском ширпотребе), но порядочно народу вышагивало в дубленках, женщины – в шубах, и казахи ни по одному показателю не уступали русским. Хотя, признаться, мороз никому интеллигентности не прибавляет. Несгибаемые ларечники вовсю торговали всемирной дребеденью, и даже еще более несгибаемые мороженщики и мороженщицы приплясывали через каждые сто метров. У гастрономов топтались тетки над морожеными пельменями, на лотках гремела здоровенная мороженая рыба. Все продавцы были вежливы и даже задушевны. Казашек – по контрасту с воспоминаниями детства – это делало особенно обаятельными: как же я раньше не замечал, до чего это красивый народ? Обменять рубли можно на каждом шагу – хочешь в тенге, хочешь в доллары, хочешь в дойчмарки. На тенгах – Чокан Валиханов, Абай, аль-Фараби в чалме.