Любовь Ковалевская - Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста

…Улицы Припяти были обильно политы водой. Как нередко. Но на ее поверхности, особенно во вмятинах дорог и у бордюров, пузырилась белая, почти морская пена. «Добавки», — мгновенно пронеслось в голове, и глаза сами обратились в сторону АЭС. Но сосновый бор, любовно сохраненный строителями, закрывал привычную панораму корпусов и труб энергоблоков. Я поспешила в первый микрорайон, откуда атомная была видна как на ладони.

В субботний день в городе особенно многолюдно: торопятся в школы дети первой смены, возвращаются из бассейнов и со стадионов мальчишки и девчонки второй смены, гуляют с розовощекими малышами нарядные мамы, спешат с набитыми рюкзаками запоздалые рыбаки и с садоводческим инвентарем дачники. Но непривычно часто встречаются люди в милицейской форме — у почты, возле школ и училища, Дворца культуры, магазинов, на площадях. Праздношатающимися их не назовешь. Подтянутые, сосредоточенные, спокойные. И только во взглядах нет-нет и промелькнет озабоченность.

Я подошла к автостанции — пустота. Все рейсы отменены. Пуст и базар, лишь заядлые покупатели стайкой обсуждают досадное недоразумение, в разговоре то и дело мелькает слово «авария».

Припятчане, живущие более пятнадцати лет в соседстве и содружестве с атомной электростанцией, привыкли к ее существованию, даже к внеплановым остановкам реакторов и аварийным выбросам, и не придавали этому большого значения, уверовав в ее безопасность и надежность. Для большинства горожан Чернобыльская АЭС не просто место работы, но и сама жизнь, а значит, и потребность, и интерес, и… любовь.

Но сегодня небо над ЧАЭС кровоточит. Огромная черная труба четвертого энергоблока стала красной; она, словно раскаленный скальпель, вспарывает небо; она приковывает взгляд, завораживает богатой палитрой красного цвета. И я иду на этот цвет, словно какая-то сила подталкивает в спину. Меня остановил постовой: «Туда нельзя!» Туда — нельзя. Там, ниже трубы, развороченная стена корпуса четвертого энергоблока, черная, неестественная. Вот оно — найденное слово, объясняющее этот странный день, 26 апреля, — неестественность.

Я вновь возвращаюсь на людную площадь. Все говорят об одном и том же, но неуверенно и неопределенно. Решили узнать в горкоме партии. Кто-то направился к телефону, но в трубке, вместо ответа, одни вопросы: кто говорит? кто сеет панику? как ваша фамилия? Наконец направились в милицию — уж там наверняка дадут правдивый ответ.

В ночь с 25 на 26 апреля ответственным за несение службы в городе был сам начальник ГОВД майор милиции Василий Андреевич Кучеренко. Около часа, объехав посты и важнейшие объекты, он заскочил домой: жена в отъезде, а как дочки? Четырнадцатилетняя Ирина и пятилетняя Людмила спали. Осторожно прошел на кухню, поставил чайник… и вздрогнул от неожиданного взрыва. На АЭС? А может, самолет… преодолевает воздушный барьер? Чайник засвистел и, словно соревнуясь с ним, задребезжал телефон. В трубке взволнованный голос дежурного: «Товарищ майор, докладывает лейтенант милиции Шевченко. На атомной электростанции произошел взрыв. Возник пожар. Сильный. Участковый инспектор капитан милиции Колпак съездил на АЭС на мотоцикле, проверил — он первым увидел пожар, первым позвонил в отдел…». Кучеренко сорвал с вешалки плащ и бросился к лифту. У подъезда уже ждала машина. Мысли набегали одна на другую: «Капитан милиции Колпак… Леонид Николаевич… этот всегда на месте… пожар сильный… позвонить в УВД…». В горотдел вошел, как всегда, спокойным. «Вот что, Яков Николаевич, — обратился он к дежурному, — собирай личный состав по тревоге, а я — на станцию».

Сразу же за мостом машину обволокло не то туманом, не то мглой — в двух метрах ничего нельзя было различить, ехали наощупь. С полуразрушенного здания четвертого энергоблока поплыл битум, сверху бушевало пламя, мелькали фигурки пожарных. Возле административно-бытового корпуса «скорые», кого-то почти бегом несут на носилках к машине. Разыскали директора станции, но он только пожимал плечами… Вскоре дозиметрический контроль доложил: радиация.

Было около двух часов ночи, когда Кучеренко возвратился в отдел. Тишина. Подошел к ленинской комнате, прислушался — тишина. Резко отворил дверь и замер: весь личный состав, не считая тех, кого не было в городе, ждал его… Уже потом, позже, признается он: «Горло перехватило от волнения, от гордости за этих людей, от любви к ним… Рассказал обо всем так, как есть. Приказывать не мог, не хватило совести…» Да, тогда он оперативно принял первое важное решение: нужно перекрыть подъездные пути к атомной, так как утром появятся рыбаки, дачники. Обстановка сложная, но кому-то нужно встать на самые опасные три поста. Да, он не приказывал, он только сказал: надо. И сразу встали трое — работники ГАИ: старший сержант милиции Владимир Денисенко, инспекторы дорожно-патрульной службы коммунист Сергей Малюх и комсомолец Валентин Вишневский. За ними — остальные. Пришлось выбирать, но выбирал Кучеренко машинально, на кого, как говорится, упал взгляд…

Майор милиции Кучеренко сделал самое трудное: отправил ребят на перекрытие подъездных путей к АЭС. Он боялся. Нет, не ответственности. Боялся за их здоровье, за их жизнь. Это потом в МВД УССР подтвердят, что руководство Припятского ГОВД правильно оценило обстановку в первые два часа после аварии. Он и не сомневался в правильности своих действий — ему очень трудно было отправить ребят… Но он преодолел свою тревогу, свой страх за них — первых. Он уже ставит четкие задачи перед каждым сотрудником: об аварии люди знают, не исключена возможность паники и беспорядков, не исключена — и этого нельзя не учитывать; людям объяснять, говорить правду, но успокаивать — дальнейшие меры пока не известны: каждый микрорайон, каждый объект взять под наблюдение и охрану — помощь может потребоваться в любую минуту; расставить посты, по улицам пустить спаренные патрули… Он собирает у себя в кабинете заместителей и распределяет их по микрорайонам, советуется с замполитом — капитаном милиции Анатолием Петровичем Стельмахом. Он встречает заместителя начальника УВД Киевского облисполкома полковника милиции Владимира Ильича Володина, вновь едет с ним на АЭС, объезжает город, инструктирует посты. Утро медленно, но наступает: на часах — пять. Полковник милиции Володин уже поднял личный состав области по тревоге — утром в Припять прибыли работники милиции из близлежащих районов, предполагал полковник и возможность эвакуации — готовил людей…

В ночь на 27 апреля во многих окнах не гас свет… Утром ждали сообщения по радио, но оно упорно молчало. И лишь в обед раздалось: внимание! внимание! внимание! Никаких объяснений — в дорогу. На три дня.