Евгений Крушельницкий - Город мастеров

Деда интересовали самые разные вопросы — и меня тоже. Космонавтам я читал лекции по геологии, для политиков делал прогнозы грядущих межнациональных и религиозных конфликтов. В Казахстане открыл кратер, который образовался от падения большого метеорита, что сопровождалось мощнейшим взрывом и, возможно, спровоцировало наступление ледникового периода. Ездил по «горячим точкам», был в Абхазии, вместе с войсками входил в её столицу.

— Какое отношение всё это имеет к вашей профессии?

— Прямое. Вернадский, который дружил с дедом, разработал учение о ноосфере, сфере деятельности человеческого разума. Меня всегда интересовала эта составляющая в жизни человека, потому что все социально-экономические катастрофы, как правило, имеют естественную, природную основу. Перенаселенность лишь помогает вырваться наружу внутренним напряжениям. Поэтому надо уметь замечать и прогнозировать признаки будущих конфликтов.

— Как повлиял дед на ваше отношение к жизни?

— Я ещё не родился, а он уже заботился обо мне, советовал матери слушать Моцарта и Шуберта, читать Пушкина и Тютчева — пусть, мол, младенец впитывает красоту. Любил и Гёте, но его не рекомендовал — там немецкий язык. Потом писал о том, чтобы меня окружали любовью, вниманием, чтобы детство было радостное.

— Удалось?

— Я был первенцем, меня очень любили. Позволяли ли условия? Я говорю не о трудностях, а о любви. А память о голодном детстве осталась. Ведь почему я такой толстый? Потому что когда-то от голода пух, а теперь доедаю всю тарелку и добавки прошу…

Дед очень повлиял и через бабушку, которую отличали удивительная доброта, мягкость и благородство. Помнится, спрашиваю: «Бабушка, а ничего, что я Васю (сына) балую?» В ответ слышу: «Павлик, если с любовью — то можно». Предостерегала от увлечения внешней стороной дела — обрядами, ритуалами: всё это имеет смысл, если делается опять-таки благочестиво и с любовью.

От деда идёт и очень осторожное отношение к слову, каждое из которых оставляет в мире невидимый, но ощутимый след (бабушка часто переживала по поводу моей неумеренной болтливости).

От деда — и уважение к своему труду, привычка собирать собственные публикации. Чтобы их не стыдно было перечитывать, приходится работать на совесть, не пропускать полуфабрикат. Наконец, любовь к своей семье, своему роду, которая, впрочем, взаимна. Ведь память о деде возрождена в громадной степени усилиями его потомков. Бабушка сохранила его труды, а старший сын Кирилл Павлович и мы с игуменом Андроником — профессиональным, так сказать, дедоведом — их издали, причём в несколько раз больше, чем опубликовано при жизни.

Только не надо говорить, что рукописи не горят. Глупости. Откуда Булгаков это взял? Из опыта инквизиции. Так она выявляла «бесовы» книги: кидала их в костер, и «бесовы» не горели, а нормальные — полыхали как положено. Помните, что это слова Воланда… Однако дед, предвосхищая учение Вернадского о ноосфере, говорил нечто подобное о том, что существует область вещества, проработанного духом. Он назвал её пневматосферой и полагал, что она особо устойчива. Действительно, произведения искусства лучше живут, чем неискусство, и в этом смысле рукописи действительно не горят. Может, поэтому и дедовы сохранились.

Я знаю, что это моё жизненное дело — служение деду. Когда занимаюсь его рукописями, то обладаю кинжальной проходимостью и непотопляемостью, легко добиваюсь всего, у меня появляется громадная работоспособность. Более того: чувствую его молитвенную помощь, в том числе и в семейных делах.

— Большая семья осталась у Павла Александровича?

— Пятеро детей, 12 внуков, 24 правнука. Праправнуков мы не считаем, они сейчас, можно сказать, в производстве.

— Ваши дети разделяют принципы своего прадеда? Я имею в виду те, что касаются семьи.

— Надеюсь, что да. Мы не раз говорили на эту тему, и не только с моими детьми. В конце концов, хотелось бы, чтобы и наша с вами беседа подвигла кого-то заглянуть в дальний угол шкафа и полистать альбомы со старыми фотографиями. Я часто говорю молодым: сядьте рядом с бабушкой, дедушкой и поспрашивайте: что там за люди на фото? И подпишите на обороте, не надейтесь на память, ведь это и другим надо. Иначе что вы передадите детям — своё инкубаторское происхождение? И поторопитесь, пока есть у кого спрашивать.

У древних греков имелось много слов для обозначения любви. В том числе было и такое, что переводится как «любовь познающая». Именно его я бы употребил, призывая любить своих предков. Ведь только такое чувство сохранит их в вечности. А если научим этой любви детей — то и нас.

Ленинское тело успешно пережило не только собственные идеи, но и созданное на их основе государство. В этом ему помог профессор Илья Борисович ЗБАРСКИЙ, который продолжает трудиться и сегодня — в качестве советника при дирекции Института биологии развития имени Кольцова. Недавно учёному исполнилось 90 лет, 18 из которых он посвятил заботам о том, чтобы тлен не коснулся покойного вождя. Мы попросили Илью Борисовича рассказать, как это было.

КАК ВСТАТЬ НА ПРАВИЛЬНЫЙ ПУТЬ

В конце 1923 г. здоровье Ленина резко ухудшилось. Сталин на заседании политбюро сказал, что нужно быть готовыми к печальному исходу и позаботиться, чтобы в час великой скорби не было никакой растерянности. А Калинин подал идею, что похороны должны быть такими величественными, каких мир не видывал. Сталин его поддержал, заметив, что если современная наука может надолго сохранить тело усопшего, то это позволит нашему сознанию привыкнуть к мысли, что Ленина среди нас уже нет.

Газета «Рабочая Москва» публиковала отрывки из якобы подслушанных разговоров в Доме союзов во время прощанияс телом: «Надо сохранить тело Ильича. Ударишься в оппозицию, пойдешь к телу Ильича — и станешь опять на правильный путь».

После кончины вождя комиссия по организации похорон под председательством Дзержинского вместе со специалистами не раз пыталась выяснить, что же действительно может современная наука, но надежного способа сохранения тела никто предложить не мог. Член комиссии Л. Красин предложил заморозить труп. Совершенно не разбираясь в медицине, даже заявил, что профессора ничего не смыслят, все предлагают разное, и поэтому надо решать самим. Однако Молотов и Дзержинский его поддержали, в Германии за большие деньги были заказаны холодильные установки.

Фабрика затянула поставку, и пока монтировали сложную аппаратуру, положение стало критическим. После смерти вождя прошло почти два месяца, тело начало разлагаться, и кремлёвское начальство стало привыкать к мысли, что труп придется похоронить. Но мой отец, биохимик Борис Ильич Збарский, сумел встретиться с Дзержинским и Красиным и убедить их, что с помощью профессора анатомии Харьковского университета Владимира Петровича Воробьева, имевшего большой опыт хранения анатомических препаратов, им удастся сохранить останки. И вот 26 марта 1924 года Воробьев со своими помощниками приступил к работе.