Евгений Крушельницкий - Город мастеров

Что же касается времён нынешних, то появилось немало охотников порассуждать о собственной родовитости и благодаря заслугам предков примкнуть к избранным — скажем, вступить в Дворянское собрание. Его действительные члены должны подтвердить дворянство по мужской линии. Вот и пишет наш современник архивистам: мол, прадед — незаконнорожденный помещичий сын. Запрос приняли и даже нашли в XIV веке родовые корни. С дворянством, правда, ничего не вышло.

Но есть и такое направление родословных поисков, где не требуется писать запросы и залезать в архивы. Порой достаточно заглянуть в соседнюю комнату…

У моего друга имеется уникальная книжка, всего в одном машинописном экземпляре. Он её сам написал. Вернее, записал. Назвал так: «Мама рассказывает». Теперь уже правильнее — рассказывала, но он ничего менять не стал. Это не связный рассказ, а лишь яркие штрихи из жизни человека. Писатели называют этот жанр по-разному — кто «затеси», кто «крохотки», а кто и «камешки на ладони». Такая вот мозаика, из которой складывается не история жизни, долгой и непростой, а, скорее, угадывается её контур.

Начинается с прапрадеда, о котором известно лишь, что был крепостным. Потом провал — и уже личные воспоминания, о бабушке. В молодости любила она парня из бедной семьи, а родители были против: мол, нечего голодранцев плодить. Пришлось выйти за богатого, и уже много лет спустя дети видели, как она часто плачет тайком.

Потом Гражданская. Городок не раз переходил из рук в руки. «У нас на постое были белые офицеры. Денщик ружья чистит, а они в карты играют, перед каждым — кучка золотых пятирублевок. Однажды офицер дал нам золотой: мол, идите, играйте. Несём матери. Та испугалась: „Боже сохрани! Сейчас же несите обратно. Скажите, что мы к таким играм не привыкли“. Офицер улыбнулся, забрал монету».

А вот и коллективизация, начало тридцатых: «Терские казаки в колхоз не хотели. Тогда всю Шелковскую посадили в поезд — и в Архангельск. А стариков не брали. И вот они бегут за поездом, плачут…»

Это история семьи, что сохранилась в памяти на всю жизнь. Записана она не с чужих слов, и ничего переписывать не придется.

НАШЕМУ ЗАБОРУ ДВОЮРОДНЫЙ ПЛЕТЕНЬ

На Руси чтили родственные связи. Даже загадки на этот счет имелись: шуринов племянник — какая зятю родня? Сегодня на этот вопрос ответят немногие. Да и что нам, в самом деле, до шуринова племянника… Но недаром в старину говорили: родство — дело святое. И знали назубок уже полузабытый словарик:

Зять — муж дочери, сестры или золовки.

Сноха — жена сына по отношению к его отцу, а для матери она — невестка.

Тесть, теща — отец и мать жены.

Свекор, свекровь — отец и мать мужа.

Cват, сватья — родители одного из супругов по отношению к родителям другого.

Невестка — замужняя женщина по отношению к родным её мужа (матери, братьям, сестрам, жёнам братьев и мужьям сестёр).

Деверь и золовка — брат и сестра мужа.

Шурин — брат жены.

Свояки — мужья сестер друг для друга.

Свояченица — сестра жены. Для нее муж сестры — зять.

Хоть наша система родства не самая запутанная в мире, но и в ней уже немало непонятного. К примеру, далеко не каждый вспомнит, что такое, к примеру, вуй. На самом же деле всё просто: когда-то на Руси родству по материнской линии придавали куда большее значение, чем по отцовской, и потому дядю по матери (материного брата) называли вуй, а по отцу — стрый. Был ещё великий стрый, но это уже брат деда или бабки, то есть двоюродный дед. А вот стрый малый — это двоюродный брат отца или матери. Подобные наименования были и для более дальних родственников. Скажем, дочь двоюродной сестры жены — внука, это слово встречается в нашей старой литературе.

Кровное родство — то есть по общему родственнику — с точки зрения закона связано с различными правами и обязанностями, и потому разработана подробная система его определения. Одно колено, или поколение, составляет степень, а цепь поколений — линию. В каждой линии столько степеней, сколько рождений, и потому сын — это первая степень родства, а внук — вторая. Родство может быть восходящим, от потомков к предкам, и наоборот, нисходящим. Братья и сестры бывают как полнородными, если имеют общих мать и отца, так и не полнородными. Если у них общая мать, то их называют единоутробными, общий отец — единокровными.

Кроме того, родство бывает прямое (например, отец — сын, бабушка — внучка) и боковое, когда родственные связи возникают благодаря общему предку (брат — сестра, дядя — племянник). Родство по боковой линии определяется по степеням вверх, до общего родственника, и вниз, до конкретного лица, о котором идёт речь. Поэтому братья находятся во второй степени родства, а дядя с племянником — в третьей. Первая боковая линия идёт от братьев и сестёр родителей, вторая — от братьев и сестер деда и бабки. «Сим способом всякое родство определяется», — писал В. Даль.

Особый разговор — об отношениях, основанных не на кровном родстве, а на браке (кстати, супруги — не родственники, их связывает не родство, а брак). Эта система строилась по принципу «свой — чужой». Отсюда и свояки, то есть мужчины, чьи жёны — сёстры друг другу. Но это уже не то, что родные по крови: как говорили в народе, два брата — на медведя, а два свояка — на кисель (то есть ненадежны). А своячины, или свояченицы — это, вопреки логике, не жёны двух братьев, а жёны свояков, то есть сестра жены по отношению к мужу своей сестры. Запутаться тут, как видим, нетрудно, и до наших современников уже не сразу доходит, к примеру, смысл старинных присловий вроде «золовка-котоловка» (а то и «гадючья головка») или «деверь невестке — обычный друг». Тут надо помнить, что золовка и деверь — это сестра и брат мужа, а его жена доводится им невесткой. А вот жёны двух братьев в старину были друг для друга уже не невестки, а ятровки.

В общем, сколько всяких шуток-прибауток, где точных, а где и просто злых, ради красного словца… Но если между представителями одного и того же поколения не всё было гладко, то отношения «отцов и детей» складывались ещё труднее: «Свёкор — гроза, а свекровь выест глаза» или: «Помнит свекровь свою молодость, а снохе не верит».

Писатель Лев Успенский, который занимался этимологией этих терминов, подметил, что слова сват, сватья связаны с древнейшим корнем, который означал «свой». Зато в словах жених, суженый звучит уже совсем другое: чужой, чуженин. Но это, конечно, зависит, откуда смотреть. Для родни мужа невеста превращалась в невестку, что по смыслу одно и то же: женщина, пока ещё неведомая, чужая. А вот зять в отличие от неё — фигура известная. Во всяком случае специалисты, связывают его с тем же корнем, что и в слове «знать». Племянника тоже относили к своим, именуя по сути соплеменником. Ну а шурин? Он ведь тоже в семье не чужой, но и назвали его как-то странно. Почему? По мнению Л. Успенского, здесь тот же корень, что и в слове «шить»; то есть брат жены, «пришитый» к чужой семье посредством сестрина замужества. И для каждого находились меткие характеристики: зять любит взять, тесть любит честь, а шурин — глаза щурит…