Александр Проханов - Здравствуй, мобилизация! Русский рывок: как и когда?

Установка на равномерное аграрное преображение страны находит отражения в сталинском проекте преображения природы.

План был принят по инициативе Сталина в октябре 1948 г. и по своим масштабам не имел аналогов в мире. Его можно считать апогеем первого этапа научно-технического романтизма в СССР — романтизма, ориентированного ещё только на преобразование материальной среды, не затрагивающего на этом этапе вопросы социально-политического бытия.

Из всего фонда научных открытий СССР за 1950-е — 1990-е годы 80 % сделано за период 1950-х — 1960-х годов.

Этот период стал периодом научно-технической революции — революции, которая оказалась не замеченной историками, увлечёнными анализом протестных движений.

На развитие науки с 1946 по 1950 года было выделено 47,2 млрд. руб. В 1946 году более чем в два раза повышена заработная плата профессорско-преподавательскому составу и научным работникам. Сеть научно-исследовательских учреждений выросла в 1,5 раза по сравнению с довоенной, численность научных работников выросла почти в 2 раза. Причём основы этой тенденции заложены ещё в военное время: в период 1941–1945 гг. было создано 240 новых научных учреждений.

Результатом стал не только заметный рост обеспеченности аграрной сферы профессионально подготовленными кадрами, но и такие достижения науки, как создание ЭВМ, овладение ядерной энергией, комплексная механизация и автоматизация производства, разработка проблем электроники и ракетной техники, получение материалов с заданными свойствами. Все они лежат в основе современной науки.

Именно на рубеже 1940-х — 1950-х годов была создана база для последующих космических и ядерных исследований.

Среди успехов космической программы СССР — запуск первого искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года, запуск 3 ноября того же года второго спутника с живым существом на борту, первый полёт человека в космос 12 апреля 1961 года и первый выход человека в открытый космос 19 марта 1965 года, создание на орбите Земли многомодульной орбитальной станции «Мир».

Если оценки 50-х годов XX века в исторической памяти россиян до сих пор не являются однозначными, то начало 1960-х годов всем без исключения современникам запомнилось как время безусловного подъёма общественных настроений.

«… Полёт Гагарина и возведение Берлинской стены, разоблачение культа личности и первая конференция неприсоединившихся стран, Новая волна в фантастике и хрущевская «оттепель», убийство Кеннеди и вьетнамская война, «Битлз» и китайская «культурная революция», студенческие волнения во Франции и конец «пражской весны», Вудсток и первые люди на Луне… «Андрей Рублёв» Тарковского, «Космическая одиссея» Кубрика, «Теорема» Пазолини… Постструктурализм и психоделические эксперименты, теология мёртвого бога и системный подход, битники и контркультура, Кастанеда и теорема Белла о нелокальности…» — такой перечень образов приводит В. Кузнецов.

Схожий круг очерчивают П. Вайль и А. Генис: «Фундамент утопии: Коммунизм, Космос, поэзия», «Куба», «Сибирь», «Наука», «Романтика», «Марш энтузиастов».

Ценностный мир поколения 60-х годов XX века объёмно отражён в соответствующем исследовании Б.А. Грушина. Из приведённых им данных можно сделать следующие выводы.

Во-первых, значение научно-технических достижений в представлениях человека 1960-х годов несоизмеримо с представлениями сегодняшними. Сегодняшнему человеку, привыкшему к присутствию массовой фантастики в кинотеатрах и на книжных стендах, трудно представить, какое сакральное значение имел для человека выход в космос — не сконструированный на страницах книг, а ставший событием реальной истории.

Во-вторых, тенденции научного романтизма разделяются на три главных направления: космическое, атомное и направление компьютеризации. Освоение космоса и атомной энергетики, с одной стороны, и компьютеризации, с другой, — это своего рода два способа освоения мира: экстравертное, то есть освоение мира вокруг, и интравертное, то есть освоение виртуальных реальностей.

В-третьих, символика нового, технократического мифа в сознании опрашиваемых органично слита с традиционной аграрной символикой, воплощённой в монументальной скульптуре и литературе, — и та, и другая становятся знаками превращения хаоса в логос познания и созидания, освоения новых земель и планет. Подобное же освоение воплощает в себе установку на строительство утопии.

И именно на этом участке столкновения науки и этики достигает нового состояния феномен научно-технического романтизма.

Современное общество, спустя почти тридцать лет «деидеологизации», вернулось к идее формирования национальной идеи и национального проекта.

Однако возникает вопрос о степени существования «запроса» на такую идею, степени интереса к ней у масс и о сущности самой этой идеи.

По данным опросов ВЦИОМ за 2005 год, отклик на идею национальных проектов можно оценить как достаточно слабый, а отклик на отдельные варианты проектов — хотя и выше чем в 90-е гг., но в целом тоже достаточно слаб. Однако уже в 2008 году в рамках опроса «Главные события XX века» на втором месте по популярности, после Великой Отечественной войны (16,4 %), оказался полёт Гагарина в космос (12,7 %).

Интересно, что в 1998 г. это событие считали наиболее значительным в XX веке 24,8 % опрошенных — это самый популярный ответ, даже Великая Отечественная Война на тот момент набирала 13,5 % голосов.

Все остальные «события-мифы» не набрали сколько-нибудь значимое количество голосов.

В 2008 г. ответы, связанные с космосом, всё ещё оставались достаточно популярны: с учётом общей фрагментированности опрошенных групп, общая доля ответов группы «научно-технический романтизм» составила 24,8 %. Последние можно подразделить на две подгруппы: это события экстравертного развития науки, то есть развития знаний, способствующих освоению внешней среды, и события интровертного развития науки — связанные с развитием различных аспектов виртуальных пространств.

В середине «десятых» годов XXI века можно наблюдать следующую картину.

Рейтинг национальных угроз-2013 показал, что 35 % населения России больше всего беспокоит заселение страны иностранными эмигрантами, а 33 %, почти столько же, — упадок культуры, науки и образования. При этом резкое снижение уровня жизни, которое, как представляется, на сегодняшний день, очевидно каждому и активно затрагивается в СМИ, волнует на 10 % меньше опрошенных — 22 % респондентов.

Наиболее поздний из выявленных опросов подобного типа посвящён динамике развития отношения к православию и относится к апрелю 2016 г.

«За 25 лет существенно больше наших сограждан стали полагаться на Бога в своей жизни, их доля выросла с 49 % в 1991 г. до 67 % в 2016 г.», — пишут аналитики ВЦИОМ. Однако хочется заметить, что эта доля как тогда, так и сейчас оказывается заметно ниже доли тех, кто считает необходимым развивать космические программы. Последняя выросла с 72 % в эпоху деидеологизации 90-х гг., до 87 % в 2012 г. При этом среди названных 67 % преобладают вовсе не православные, как можно подумать, а мусульмане: 49 % опрошенных мусульман привыкли полагаться на высшие силы, в то время как среди православных аналогичный ответ дают только 34 % опрошенных. В то же время, с 1991 года в два раза выросло число россиян, которые верят в то, что их жизненный путь предопределён — сегодня это 48 %. Данный показатель, однако, включает ещё и 10 % неверующих, и таким образом свидетельствует не только о распространении религиозных концептов среди масс, но и росте фатализма, отсутствия веры в способность человека управлять хотя бы собственной судьбой — в противоположность антропологическому оптимизму научно-технического романтизма, предполагающему, что человек может повернуть к лучшему развитие собственного общества и даже других миров.