Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

По мере укрепления Советской власти пропаганда стала не призванием отдельных сумасшедших одиночек, а делом государственным. Новые формы пропаганды, такие, как радио, были просто невозможны без государственного финансирования. В Москве в двадцатые годы работали две радиостанции: им. Коминтерна и им. Попова. Их передачи москвичи слушали по детекторным приемникам. Программа – оперы, концерты, лекции о международном и внутреннем положении, «Радиопионер», уроки английского языка и телеграфной азбуки. Надо, наверное, напомнить поколению интернета, что радио тогда производило очень сильное впечатление на только осваивавшее высокотехнологичное средство информации общество. Замечательно описывает это ощущение чуда М. Пришвин: «В комсомольский сад я иду не «за комсомолом» (намек на строчку «задрав штаны, бежать за комсомолом» – К.К. ), а выпить там бутылку пива и расспросить о (вольтных) громкоговорителях. Не знаю, что меня толкнуло уже в пальто и шляпе подойти к окошку и тронуть пальцем выключатель антенный…

– Алло, алло! Через десять минут даю зал, идет опера “Кармен”.

– Ба-тюш-ки! – воскликнул я и, как подкошенный, уронив шляпу, опустился на стул» (18).

А техническое чудо – всегда находка для пропаганды. Начиная с 1925 года, громкоговорители устанавливаются во всех публичных местах, они становятся одним из признаков большого и цивилизованного города. Слушающая уличный громкоговоритель толпа – одна из типичных советских сценок 1920-х годов: «Установлено радио на перекрестках многих бульваров. Мешают трамваи и автомобили, но толпы людей все же стоят перед черной трубой. Одним интересны лекции, другим музыка… До 11 с лишним часов, да самого конца передачи, толпа не редеет» (А. Киров, «Огонек», «Бульвары столицы», 12.08.1928 г.). В Харькове: «Извозчики объезжают громкоговорительные улицы – лошади шарахаются. Иногда извозчики отказываются даже ездить на наиболее радийные улицы. Либо просят набавить “за беспокойство”» (С. Гехт, «Огонек», 21.11.1926). Радиопропаганда вездесуща, со слушателями никто особенно не церемонится. Ильф и Петров: « Из пивных, ресторанчиков и кино “Великий немой” неслась струнная музыка, у трамвайной остановки горячился громкоговоритель »; Булгаков: « Все окна были открыты, и всюду слышалась в окнах радиомузыка ».

Техническую новинку подхватил популярный «Свободный театр» (главная звезда которого – Л. Утесов). В сотрудничестве с «обществом друзей радио» он устраивал у себя радиоконцерты.

Актеры, начиная представление на сцене, уходили за кулисы, в импровизированную студию – и уже там продолжали выступать. А публика слушала стоявший на сцене радиоприемник, доносивший актерские голоса. Качество звука пока оставляло желало лучшего, мимо чего не прошли и наши авторы. Вспомним, как «иерихонская труба» терроризирует собесовских старушек:

– Евокрррахххх видусо… ценное изобретение. Дорожный мастер Мурманской железной дороги товарищ Сокуцкий, – Самара, Орел, Клеопатра, Устинья, Царицын, Клементий, Ифигения, Йорк, – Со-куц-кий…

Труба с хрипом втянула в себя воздух и насморочным голосом возобновила передачу:

– …изобрел световую сигнализацию на снегоочистителях. Изобретение одобрено Доризулом, – Дарья, Онега, Раймонд…

Старушки серыми утицами поплыли в свои комнаты. Труба, подпрыгивая от собственной мощи, продолжала бушевать в пустой комнате:

– …А теперь прослушайте новгородские частушки…

Далеко-далеко, в самом центре земли, кто-то тронул балалаечные струны, и черноземный Баттистини запел:

Ситуация с качеством звука не изменилась в лучшую сторону и в тридцатые годы. Воланд назидательно говорит Маргарите: «Я, откровенно говоря, не люблю последних новостей по радио. Сообщают о них всегда какие-то девушки, невнятно произносящие названия мест. Кроме того, каждая третья из них немного косноязычна, как будто нарочно таких подбирают».

Как уже сказано, с начала 1920-х годов пропаганда стала делом государственным, а значит – не могла остаться без внимания восходящей звезды советского политикума – И. Сталина. Похороны В. Ленина явились одним из важнейших актов сакрализации образа Владимира Ильича, уже и до того глубоко запечатлевшегося в народном сознании в качестве символа революции и связанных с ней побед. Влияние растасканного на цитаты Ленина – хоть живого, хоть мертвого – ощущалось в языковой стилистике послереволюционного времени: афористичной и лозунговой. Если присмотреться, даже в речи великого комбинатора немало характерных ленинских оборотов. Фразы, общие у Бендера и Ленина: «Лед тронулся», «Блюдечко с голубой каемочкой», «Сидеть между двух стульев», «Промедление смерти подобно». Если дело дошло до того, что ленинские афоризмы (пусть и опосредованно) влились в живой разговорный язык народа, то каково же должно быть влияние живого человека, который стал его прямым наследником?!

Сталинская концепция мифоположения заключалась в стремлении насаждать культ Ленина и одновременно создавать свой собственный образ как наиболее верного ученика Ильича, защитника ленинизма от искажений и нападок. Соответственно, задача пропаганды формулировалась как создание образа «Сталина – верного продолжателя дела Ленина». В значительной степени секрет успеха Сталина состоит в том, что эта концепция – всеми правдами и неправдами – в общественное сознание таки была внедрена. Все остальные ближайшие соратники Ильича оказались скомпрометированы и ликвидированы, либо ушли из жизни своей смертью до установления режима безграничной власти Иосифа Виссарионовича. Исключение составляли, пожалуй, лишь М. Калинин и В. Молотов – при жизни В. Ленина вожди второго порядка.

Восхождение Сталина и принятие партией его идеологических установок косвенно отразилось и в «бендериане». Так, если в первом издании «12 стульев», в главе «Слесарь, попугай и гадалка» авторы, описывая сцену гадания по руке, характеризовали ладонь вдовы Грицацуевой: « Линия жизни простиралась так далеко, что конец ее заехал в пульс, и если линия говорила правду, вдова должна была бы дожить до мировой революции» . В каноническом тексте заменено: « До страшного суда».В первом варианте соавторы пародировали идеи Троцкого, однако политическая актуальность сатиры, по мере падения влияния Троцкого, оказалась невостребованной.

Резкому усилению пропагандистского давления на массы способствовал переход к политике индустриализации. Это немедленно сказалось на массовой культуре и СМИ. Широкий спектр очерков из современной жизни, зарубежных корреспонденций, научно-популярных статей, исторических и литературных курьезов, путевых заметок и пр. быстро сменяется единообразием производственной тематики. Дело доходило до откровенной пошлости, когда в витринах кондитерской можно было увидеть портреты вождей из мармелада, а галантерейного магазина – портрет Ф. Энгельса в окружении дамских комбинаций. Да и позже прославились наборы мыла «30 лет Октября», «Триумф Октября» или зубной порошок «Юбилей Октября».