Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Глава ОУН Е. Коновалец когда-то служил полковником в австрийской армии, а потому пользовался в кругах немецких «наци» некоторым уважением как товарищ по оружию, и в этом отношении он был незаменим. Но после его убийства, организованного все тем же сталинским суперагентом П. Судоплатовым, между оставшимися лидерами ОУН С. Бандерой и А. Мельником началась ожесточенная междоусобная борьба. Уже без всякого участия НКВД бандеровцы ликвидировали членов провода ОУН «мельниковцев» Сциборского, Сушко, Барановского, Грибивского и др. Политический авторитет раздираемой противоречиями ОУН в глазах немцев оказался подорван, и шеф абвера В. Канарис рекомендовал использовать ее лишь как чисто полицейскую и карательную силу (детали см. в «Опасной книге»).

В остром политическом противостоянии 1930-х годов был и короткий период сближения непримиримых соперников, СССР и Германии, который сегодня на все лады склоняется политиками и историками. Как правило, в негативном контексте. Мало вспоминается то, что мы согласились на пакт «Молотова-Риббентропа» уже после «Мюнхенского сговора», когда западные союзники отдали на растерзание Гитлеру (а заодно Польше и Венгрии) беззащитную Чехословакию; в тот момент, когда на востоке, на Халхин-Голе, грохотали советско-японские сражения, во многом превосходившие по масштабам грядущую германо-польскую войну 1939 года. Не было у нас выхода.

В. Бережков: «Пишут о “разделе Польши” между Гитлером и Сталиным, об “оккупации” Прибалтийских государств, об “аморальном сговоре” двух диктаторов. Но мне, как свидетелю событий, происходивших осенью 1939 года, не забыть атмосферы, царившей в те дни в Западной Белоруссии и Западной Украине. Нас встречали цветами, хлебом-солью, угощали фруктами, молоком. В небольших частных кафе советских офицеров кормили бесплатно. То были неподдельные чувства. В Красной Армии видели защиту от гитлеровского террора. Нечто похожее происходило и в Прибалтике» (42). И не был раздел Польши на сферы влияния «тайным сговором» двух одиноких преступников, что особенно яростно эксплуатировалось перестроечной пропагандой: «Директивы, основанные на подписанных соглашениях, были весьма четкими и определенными: о них знали не только руководители разведки, но и военное руководство и дипломаты. Фактически знаменитая карта раздела Польши, приложенная к протоколам 28 сентября 1939 года, появилась на станицах “Правды”, конечно, без подписей Сталина и Риббентропа, и ее мог видеть весь свет», – подчеркивал П. Судоплатов (43).

В конце войны стараниями И. Сталина Польша получила огромную компенсацию на Западе за счет территории Германии, и эта граница благословлена не только дипломатами, но и Божьим наместником – Папой Римским. Во Вроцлаве даже памятник Папе Римскому Пию ХХII соорудили в знак благодарности за одобрение главой католической церкви западных границ Польши [144] В послевоенной Польше государство согласилось предоставить церкви право вести преподавание религии в школах именно в обмен на признание легитимности социалистического государства и поддержку его социальной политики. . То есть произошла взаимоприемлемая сделка, о которой сегодня почему-то мало вспоминают. Многие политики мечтают лишить нас исторической памяти, ибо это необходимое условие манипуляции сознанием. Самое позорное, что лоботомия опять осуществляется при помощи т. н. «интеллигенции».

Полученные в результате пакта Молотова-Риббентропа два года передышки, как известно, активно использовались Советами для усиления обороноспособности страны, а некоторые пункты договоренностей, например, в области экономического сотрудничества, подразумевали получение новых образцов промышленной продукции из Германии. Кроме того, в результате интенсивного обмена гражданами между Рейхом и СССР, люди, находившиеся на оккупированных Советами или находящимися в сфере их влияния территориях, могли переселяться в Германию и страны её зоны интересов [145] Кстати, в процессе инфильтрации было решено активизировать заброску разведчиков. В частности, в это время показного миролюбия за границу отправляют Вильяма Фишера, позже ставшего известным как Рудольф Абель. . Интересное свидетельство понимания Сталиным неотвратимости грядущей военной развязки дают нам мемуары Эренбурга: «Двадцать четвертого апреля я сидел и писал четырнадцатую главу третьей части, когда мне позвонили из секретариата Сталина, сказали, чтобы я набрал такой- то номер: “С вами будет разговаривать товарищ Сталин…” Сталин спросил меня, собираюсь ли я показать немецких фашистов. Я ответил, что в последней части романа, над которой работаю, – война, вторжение гитлеровцев во Францию, первые недели оккупации. Я добавил, что боюсь, не запретят ли третьей части, – ведь мне не позволяют даже по отношению к французам, даже в диалоге употреблять слово “фашисты”. Сталин пошутил: “А вы пишите, мы с вами постараемся протолкнуть и третью часть…” [146] Что не мешало вождю еще 19 июня 1941 года дать негласное указание Агитпропу запретить употреблять слово «фашист» в ругательном смысле. Тянул время. Люба, Ирина ждали в нетерпении: “Что он сказал?..” Лицо у меня было мрачное: “Скоро война…”» (44).

Разумеется, сегодня буржуазные историки, либеральные СМИ и малосведущие политики склонны третировать тот строй, который (при помощи Красной Армии, одолевшей гитлеризм) И.Сталин установил в Восточной Европе, и который продержался там почти полвека. Винят собственно коммунизм, и Сталина, и советский (русский) народ. Однако нужно прямо спросить: а почему советские войска вообще оказались в этих странах?..

Ответ на вопрос, почему положение в Европе к концу войны сложилось именно таким образом, лежит в «Мюнхенском пакте» 1938 года, заключением которого западные державы предали Чехословакию и предоставили Гитлеру полную свободу действий в Восточной Европе с довольно очевидной надеждой на то, что он нападет на Советский Союз и оставит западные демократии в покое. Именно западные демократии добровольнопожертвовали Австрией, а потом и Чехословакией. Сталина ожесточенно критикуют за то, что он изменил принципам и нормам человеческой морали, подписав пакт с Гитлером, но при этом критики сознательно игнорируют «Мюнхенский пакт» 1938 года. А также то, что впоследствии Сталин подписывал тайные соглашения с демократическими политиками Рузвельтом и Черчиллем о разделе Европы (Ялтинская конференция), а позднее, и с президентом Трумэном (Потсдамская конференция).

Более того, именно сознательное промедление с открытием до середины 1944 года эффективного Второго фронта обусловило продвижение советских войск на Запад дальше, нежели это случилось бы при более раннем открытии широкомасштабных военных действий союзниками. На решающее значение последнего фактора указывал и один из первых теоретиков, а затем и критиков «холодной войны», видный американский дипломат и историк Дж. Кеннан. Отмечая ошибочность утверждений, будто положение, сложившееся в Восточной Европе после окончания войны, явилось результатом ялтинских соглашений, Кеннан писал, что единственно возможным путем предотвратить такое положение было бы со стороны западных правительств «создание успешного Второго фронта в Европе в значительно более ранние сроки, обеспечив тем самым, чтобы советские и союзные армии встретились дальше на Востоке, чем произошло на самом деле» (45).