Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

С начала тридцатых СССР постепенно втягивался в привычный для имперской России многовековой «европейский концерт», заключал договора с буржуазными державами, налаживал торговое сотрудничество, осуществлял культурный обмен. Процесс «троцкистско- зиновьевского антисоветского центра» явился еще одним четким сигналом об отказе от курса на всеобщую революцию, который для всех на Западе олицетворяли два всемирно известных имени – Л. Троцкого и Г. Зиновьева, бывшего председателя исполкома Коминтерна.

Но во внутренней политике, полностью отстранившись от республиканского правительства Испании, сталинское руководство лишь подтвердило бы правоту своих оппонентов – тех, кто решительно выступал против создания внеклассовых «народных фронтов» в странах Западной Европы, настойчиво утверждал, что только пролетарская революция может остановить наступление фашизма, а не заключения союзных договоров с буржуазными Францией и Чехословакией…

«Сталину, Молотову, Литвинову очень скоро пришлось бы признать, что ошибались они, а их идеологически противники – Троцкий, Зиновьев, Каменев – были правы. Предавая Испанскую республику, группа Сталина совершила бы политическое самоубийство. А открытое вмешательство – открытое возращение на позиции пролетарского интернационализма, революционной солидарности, (значит) признать перед всем миром и внутренней оппозицией, что прежняя политика была обманом» (26).

Сталин помогал Испании отнюдь не бескорыстно. Оружие поставлялось за золото, которое покрывало расходы на советскую помощь республиканцам плюс размещение золотого запаса Испанской республики в СССР. Испанское золото оценивалось в 518 миллионов долларов [138] Позже испанское правительство Франко неоднократно поднимало вопрос о возмещении этих ценностей, и в 1960-х годах золотой запас Испании СССР компенсировал поставками нефти. . Плюс поставки других товаров, в частности, фруктов: «Когда началась война в Испании, всюду продавали апельсины, которые мое поколение увидело впервые», – вспоминает В. Катанян (27).

Игра для Советов была архисложной – одновременно поддерживать дипломатические усилия, направленные на создание оборонного союза против Гитлера, не скрывавшего своих агрессивных намерений по отношению к СССР; поддержка республиканцев в Испании, которую западные наблюдатели пристрастно рассматривали как некую часть «мировой революции»; борьба с мощными анархистскими и троцкистскими структурами внутри самой Испанской республики.

В свою очередь, антагонист И. Сталина – Л. Троцкий – прилагал немалые усилия, чтобы возглавить мировое коммунистическое движение, всемерно ослабляя позиции СССР в Западной Европе. Троцкисты в Испании распространяли листовки: «Испанские рабочие! Не доверяйте помощи СССР. Задумайтесь хорошенько над подлинными целями этих новоявленных «друзей»; «Долой вмешательство в испанские дела со стороны Германии, Италии и СССР! Все они торгуют нашим народом!». Троцкисты также активно действовали во время мятежа в Барселоне в 1937 году. Явно прослеживалось намерение сделать из Испании вотчину новой революционной волны троцкизма. В этой ситуации Сталин предпочел Испанию сдать, видя своего главного противника на тот момент не в Гитлере, который еще не имел общей границы с СССР, а именно в Троцком, своем заклятом враге в борьбе за власть как внутри страны, так и в мировом коммунистическом движении.

В результате сложной игры, вождь умудрился создать внутри СССР всеобщее ощущение своей правоты и верности курса: «Мы жили с ощущением, что Сталин сделал все, что мог для спасения Испанской республики, для эвакуации испанских детей и сирот – в общем, с его именем было связано представление о неукоснительном выполнении нашего интернационального долга» (К. Симонов) (28).

Итак, Ф. Франко волею судеб остался править Испанией на долгие десятилетия, поскольку Сталина больше тревожил Троцкий, нежели судьба Пиренейского полуострова. Но на том удивительные пересечения в судьбе испанского диктатора с коммунизмом не закончились. После его кончины один из самых ярых революционеров ХХ века Ф. Кастро назначил три дня национального траура на Кубе. Так смыкается революция и реакция. Чудны дела твои, Господи!

А может, это почтение перед той самой пресловутой «твердой рукой», которую столь ценят и яростные революционеры, и отъявленные либералы, когда у них иссякают аргументы. Все-таки любит эта публика «твердые» конечности! Скажем, на демократическом митинге в Останкино 29 июня 1992 года, популярнейший поэт-юморист А. Иванов потребовал установить в стране жесткий авторитарный режим по примеру чилийского диктатора А. Пиночета – почти того же Франко. Мол, исторический опыт показал, что к демократии можно перейти, только «переболев диктатурой». В ответ на этот людоедский призыв толпа искренних демократов начала скандировать: «Даешь стадион! Даешь стадион!» (29). Для молодых интеллигентов, вошедших в сознательную жизнь после 1973 года, поясняю: речь идет о Национальном стадионе в столице Чили Сантьяго, на который, после военного переворота генерала Аугусто Пиночета, свезли 40000 арестованных. Именно там пытали и расстреляли певца Виктора Хару, без суда и следствия убили несколько сот человек. Вот какие увлекательные мечты приятно щекочут воображение современных поэтов. А вы удивляетесь эксцессам Октябрьской революции!

Как известно, призыв А. Иванова был вождями демократии услышан – кровавый расстрел российского парламента не заставил себя долго ждать.

Одновременно с задачей создания положительного имиджа страны в глазах Запада, советская пропаганда обязана была поддерживать консенсус внутри страны. Подразумевалось, что Запад – система исторически отжившая (с одной стороны), социалистический строй – обречен на победу (что прогрессивные деятели Запада якобы давно уже поняли и признали свершившимся фактом), но у заграницы нужно еще многому успеть научиться, невзирая на его общее разложение.

Естественно, что такая сверхзадача по расщеплению сознания могла быть решена лишь при отсутствии у советских людей реальной информации о положении дел. Здесь хороши были и само отсутствие информации как таковое, и максимальное ограничение выезда сограждан за рубеж, где они могли собственными глазами убедиться в разнице уровня жизни в СССР и в прочей Европе. Недаром такое мощное впечатление на миллионы советских солдат в 1944–1945 годах произвело то, что воюющие государства гитлеровской коалиции поддерживали относительно высокий уровень жизни своих граждан плюс сама культура быта за границей. Ведь имеющая о том объективное представление верхушка дореволюционного общества была либо уничтожена, либо развеяна по миру в результате революции, либо насильственно удерживалась внутри страны [139] «Неприязнь Сталина к интеллигенции не случайна. В силу универсальности своих знаний и своей психологии интеллигенция оставалась тем нервом, который, несмотря на все предыдущие ампутации и чистки, продолжал связывать мыслящую Россию с мыслящей Европой», – разглагольствует публицист Вячеслав Костиков (30). Высокопарно, но в целом верно. Другое дело, что не всегда этот слой бывает мыслящим. . А простые крестьяне и рабочие, составлявшие основную массу военнослужащих, из рассказов довоенной советской пропаганды такой чудовищной разницы и представить себе не могли.