Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Самовластье идиотов решало не только вопросы творческих командировок или туристических поездок, но даже вопросы жизни и смерти, например, срочных медицинских операций. Возможно, волюнтаризму мелких партийных сошек мы обязаны и безвременной смертью В. Ерофеева. Во всяком случае, лично он был именно такого мнения: «Меня пригласили из Парижского университета на филологический факультет, и одновременно с этим было приглашения от главного хирурга-онколога Сорбонны… И вот тут стали почему-то заниматься моей трудовой книжкой. Ну, зачем им моя трудовая книжка, когда нужно отпустить человека по делу? А тем более, когда зовет главный хирург Сорбонны – он ведь зовет вовсе не в шутку, кажется, можно было понять. И они копались, копались – май, июнь, июль, август 1986 года – и наконец, объявили, что в 63 году у меня был четырехмесячный перерыв в работе, поэтому выпустить во Францию не имеют никакой возможности. Я обалдел. Шла бы речь о какой-нибудь туристической поездке – но ссылаться на перерыв в работе двадцатитрехлетней давности, когда человек нуждается в онкологической помощи… Умру, но никогда не пойму этих скотов» (111). И умер. Это подонское отношение к гражданам собственной страны до сих пор не может простить режиму интеллигенция. И я, в числе прочих.

Открытость миру важна, необходимы поездки и путешествия, но важно и чувство Родины, ощущение ее уникальности. «Это чувство наиболее остро проявляется за границей, – писала Л. Гурченко в книге «Аплодисменты». – И если в тебе нет этого чувства, нет этой силы, которая дает тебе опору, то тогда ты – один, беззащитен, раним, проваливаешься и спотыкаешься, становишься похож на дом без фундамента…» (112)

Дом без фундамента обречен на разрушение, что произошло и в нашем случае. Ослепленная интеллигенция и сгнившая номенклатура, ради эгоистических представлений о счастье пожертвовали собственным народом и экономикой. События последних двух-трех десятилетий наглядно доказали, что наивная перестроечная надежда, дескать, во всем мире нас окружают друзья, а закрытость советского строя была вызвана только «сталинской паранойей», плановым хозяйством и общей безмозглостью, оказалась развеяна. Крах великой страны, её окружение чужими военными базами, стремительное вытеснение с традиционных рынков, в том числе и внутренних, постоянная враждебная кампания в мировой прессе – вот цена безудержного доверия и наивности. Оказалось, буржуазный мир построен на жесткой конкуренции, где всякие способы доминировать хороши.

Практика функционирования альтернативной экономической системы нуждалась в компрометации: от публичного показа зверств сталинизма до якобы факта развязывания Советским Союзом ужасной мировой войны, от отрицания очевидных успехов социализма до утверждения, что СССР государство исключительно рабовладельческое.

Во всех тезисах, доведенных западной пропагандой до уровня идеологических клише, имелась доля правды, но не было истины. Хотя со всем этим пропагандистским спамом безусловно соглашалась интеллигенция внутри страны.

Однако сегодня, в условиях ограниченности мировых ресурсов, конкуренция – это вопрос даже не доминирования, а выживания, чего упорно не хотят понять некоторые наивные гуманитарии. Легкодоступные запасы нефти, угля, газа, металлов, минералов и редкоземельных элементов, даже воды и еды, исчезают со скоростью весеннего снега, заставляя правительства и корпорации вступать в сумасбродную гонку за тем, что осталось. Речь идет даже не о каких-нибудь палладиевых штуцерах высокого напора, а о хлебе насущном (да и питьевой воде). Ведь производство продуктов питания требует огромного количества энергии, удобрений, пестицидов и гербицидов, которые являются производными нефти и природного газа, а вода нужна для орошения полей. Ресурсы становятся все более и более редкими и дорогими, и можно ли разрешить эти проблемы в условиях высококонкурентного капиталистического общества – большой вопрос. И существовавшая ранее социалистическая альтернатива исчезла.

Финальная стадия соперничества двух систем началась после ввода советских войск в Афганистан и событий в далёкой африканской Анголе, чему, к слову сказать, сегодня вообще не придается значения, а напрасно. Стратегическое расположение Анголы, огромные богатства ее недр имели важнейшее значение для геополитического соперничества сверхдержав в Африке. Дело дошло до введения в Анголу дружественных нам кубинских войск – люди старшего поколения это помнят. Причем, кубинская инициатива стала неожиданностью даже для патронировавшего «Остров Свободы» СССР.

Первый заместитель министра иностранных дел СССР Г. Корниенко: «Однажды мое внимание привлекла телеграмма советского посла в Гвинее, в которой среди прочего упоминалось, что, по словам его кубинского коллеги, там на следующий день начнут делать технические посадки самолеты с кубинскими войсками, направляющимися в Анголу.

Я тут же пошел с этой телеграммой к Громыко, для которого новость тоже явилась полной неожиданностью. Он при мне позвонил Гречко и Андропову – тем ничего не было известно. Все трое сошлись во мнении, что посылка кубинских войск в Анголу будет опрометчивым шагом как с точки зрения осложнения общей международной обстановки, так и с точки зрения нового обострения ситуации вокруг Кубы, поскольку такой шаг неизбежно вызовет резко отрицательную реакцию со стороны США. Срочно была подготовлена записка в ЦК КПСС с предложением обратиться к Фиделю Кастро с рекомендацией воздержаться от такой рискованной акции. Текст соответствующей телеграммы Кастро был одобрен Политбюро, но к тому моменту, когда она поступила в Гавану, самолеты с кубинскими войсками уже пересекали Атлантический океан» (113). Как и в случае с Испанией в тридцатые годы, Советский Союз снова стал заложником своей собственной «национально- освободительной» доктрины, которую революционеры-радикалы использовали, чтобы принудить консервативный советский режим всё же выступить на их стороне.

Разумеется, США не собирались сидеть, сложа руки. В качестве главного практического средства достижения военного превосходства США над СССР администрация Рейгана решила, уповая на американские технологические преимущества, вырваться с оружием в космос. «Если нам удастся создать систему, которая сделает советские вооружения неэффективными, мы сможем вернуться к ситуации, когда США были единственной страной, обладающей ядерным оружием», – так с присущей ему прямолинейностью определил министр обороны США К. Уайнбергер цель американской космической программы, названной для камуфляжа «Стратегической оборонной инициативой», т. н. СОИ (114).